— Рано, не попадем, — покачал головой Алферов. — А если англичане поймут, что мы с ракетами, то все следующие залпы будут только по нам. Точно не дойдем.

Зря он столько говорил. Дыхание сбилось, а тут еще заговорили английские штуцеры, выбивая все новых и новых солдат. Ничего, осталось совсем немного — они выбрались из тумана, дышать стало легче. Мичман даже увидел лучи солнца, раскрасившие долину в желтый цвет. Они смогли… Удар! Алферов неожиданно понял, что не может шевелиться. И перед ним больше не было врагов, только небо.

Отбросило на спину. Но он все равно должен был увидеть, чем все кончилось. Чудовищным напряжением всех оставшихся сил мичман повернул голову, а впереди, всего в десяти шагах перед ним, ставил направляющие Димка Осипов. Рядом с ним еще двое — как же мало их дошло, но они сделали это. Целых три ракеты рванули вперед, разрываясь картечью прямо на вражеской батарее. Еще выстрелы! Они собрали ракеты с раненых и снова их запустили.

И вражеская батарея замолчала. Ненадолго, уже скоро новые солдаты встанут у орудий, снова засыпят порох и начнут посылать в их сторону ядра и картечь… Если успеют. Мичман Алферов улыбнулся, потому что именно в этот момент первые ряды Екатеринбургского и Владимирского полков без какого-либо сопротивления преодолели последние, самые страшные метры до вражеских пушек.

Тонкая линия стрелков без поддержки батарей не смогла их задержать, а значит, они сделали это. Открыли путь на плато — теперь дело за остальными.

Мичман хотел было прикрыть глаза, теперь было можно, но его без какого-либо стеснения подхватили и потащили куда-то вниз. От боли он сначала даже не смог разглядеть, кто это… Но уже через секунду узнал голос.

— Ничего. Мы справимся. Внизу, капитан обещал, будет платформа, чтобы вывозить тяжелых раненых сразу в больницу. Вот мы тебя и вывезем, — по щекам Димки текли слезы.

Весь в крови, сам раненый, а все равно не бросил. Мичман Алферов прикрыл глаза и дал клятву самому господу богу, что не сдастся. Никогда, как бы тяжело ни было, потому что, когда рядом настоящие товарищи, по-другому просто нельзя.

*

Николай Прокопьев уже привычно лежал на месте второго пилота. Снова бой, и снова он старший по связи на самом главном направлении. Правда, сегодня с ним не сам Григорий Дмитриевич, а пилоты Алехин и Уваров. Полчаса назад он летал с Ильей, и тот так ловко управлялся с «Ласточкой», что казалось, будто она замирает на одном месте.

А теперь Алехина сменил Уваров, старший в их паре, и он, конечно, делал все совсем не так. С ним «Ласточка» словно постоянно куда-то спешила. Поворачивала, ныряла то вверх, то вниз. Нет, Прокопьев слушал лекции Григория Дмитриевича и понимал, что движение важно, чтобы враг с земли не смог их подстрелить. Но сейчас же они над своими позициями, так к чему лишние маневры? А зависание очень удобно для связи — так точно никакой сигнал не пропустишь.

— Эх, узнать бы, что там происходит, — не удержался Прокопьев, глядя на облака порохового дыма, поднимающегося над правым английским флангом.

— Тихо! — шикнул на него Уваров, крутя головой из стороны в сторону.

Словно опасность какую-то почувствовал, мелькнуло в голове у Прокопьева, и в этот самый момент с резким треском что-то разнесло несущую рейку правого крыла. С запозданием в пару мгновений, показавшихся мичману вечностью, до ушей долетел грохот выстрела. По ним! По ним кто-то стрелял!

С прогнувшимся крылом «Ласточка» резко клюнула вправо, уходя разом на сотню метров в сторону французских позиций. Уваров умудрился закрутить ее восьмеркой, медленно, насколько возможно, сбрасывая высоту. И в этот самый момент мичман Прокопьев увидел вспышки со стороны Инкермана — получилось! Наши вырвались на плато, и теперь надо было только доложить об этом генералу Горчакову. Пусть он больше не сдерживается и ударит по французам, чтобы те ни в коем случае не смогли объединить свои силы с англичанами.

— Держись! — Уваров зачем-то резко дернул «Ласточку» вправо.

Прокопьев только потом понял, что пилот каким-то образом снова успел почувствовать выстрел еще до того, как тот прозвучал. И в этот же момент его зрение, натренированное обращать внимание на любые сигнальные вспышки, уловило еще одну. Только это был не фонарик, а блики солнца на непривычно огромном ружье. И лицо, замотанное белой тканью, из-под которой было видно только черные на солнце зрачки.

— Сейчас опять выстрелит! — заорал мичман, надеясь, что Уваров сможет и на этот раз увести их в сторону.

Но тут хрустнуло перебитое крыло, окончательно отрываясь от «Ласточки», и планер завертело в воздухе. Прокопьев чуть не потерял сознание, ударившись головой об одну из реек, но тут сильная рука дернула его вперед и вытолкнула из планера. Дальше мичман действовал уже на инстинктах. Как на тренировках потянулся к шнуру парашюта, дернул за него, и через мгновение белый купол рванул его вверх.