[2] В реальной истории Корнилов так же издал приказ о создании единого ракетного отряда. Однако сначала Щербачев предпочел поработать адъютантом Меншикова, а потом, все же вернувшись к ракетам, ничего не делал, ожидая конкретных приказов и заданий. Отдать их ему уже никто не успел. Корнилова убили во время первой бомбардировки Севастополя, отряд расформировали, а ракеты приказали передать на склад.

[3] Реальные цифры, взятые из дневников Александра Сергеевича. Да, кто-то воровал, кому-то не довозили, но, как минимум, на этом этапе запасы у армии были, и большинство нижних чинов могли нормально питаться.

Глава 16

Тот же вечер

Кашляю от сигарного дыма. Я опять зашел с черного хода, но на этот раз в курильной комнате стояло лишь несколько незнакомых мне гусар. Впрочем, даже их оказалось достаточно, чтобы тут было не продохнуть.

— Честь имею, — поздоровался я и прошел в общий зал.

Вокруг были почти те же люди, что и два дня назад. Морские и пехотные офицеры, почетные жители Севастополя, Ядовитая Стерва в компании нескольких девушек, вокруг которых собирались кружки по интересам. Я собрался было поздороваться с хозяином дома, когда мое внимание привлек неожиданно поникший Нахимов, стоящий чуть в стороне от остальных.

— Григорий Дмитриевич, а вот и вы, — меня приметил Тотлебен и тут же взял в оборот.

Я поздоровался, а потом решил уточнить, что же случилось с контр-адмиралом. Еще днем ведь был совершенно другим человеком. Очень хотелось верить, что все это не из-за каких-то неприятностей с нашей задумкой.

— А это все из-за газет, — на ухо ответил мне Эдуард Иванович.

— А что с ними?

— Помните Синоп? Тогда во время обстрела порта пострадали жилые дома, а вместе с ними несколько гражданских. И вот до сих пор недели не обходится, чтобы не вышла статья со смакованием тех событий. Адмирала называют мясником, убийцей, а он это тяжело переживает…

Я невольно вспомнил нашу историю. Как описывали безбашенную храбрость Нахимова, гуляющего по передним позициям наших войск. Да, в какой-то мере это было в духе времени, но, с другой стороны, даже некоторым современникам казалось, будто он искал смерти. Может ли это быть следствием травли, развязанной иностранными журналистами и поддержанной своими? Герой считает себя убийцей просто потому, что никто не сумел или не захотел его поддержать.

— Новые газеты, — Ядовитая Стерва первой заметила адъютанта Меншикова, который приехал со стопкой зарубежной и нашей прессы.

Я поблагодарил Тотлебена за рассказ и двинулся к Нахимову.

— Так, «Северную пчелу» мы, пожалуй, оставим для Санкт-Петербурга и подхалимов с Литейной[1], — Стерва продолжала весело болтать.

Газета, издаваемая Фадеем Булгариным и считающаяся рупором третьего отделения, отправилась в сторону. В какой-то мере ее связи с правительством были правдой. После восстания декабристов бывшее либеральное издание оказалось взято под контроль Бенкендорфом, а потом и новым главой охранки Орловым, но столь пренебрежительное отношение все равно вызывало отторжение. Особенно вкупе с восторженным преклонением, которое появилось на лице девушки при виде какой-то брошюры про поляков за авторством Герцена и передовиц «Нью-Йорк Трибьюн» с «Таймс».

— Павел Степанович, — я подошел к побледневшему Нахимову.

— Григорий Дмитриевич, — он посмотрел на меня. — Не думаю, что вам стоит оставаться рядом со мной. Вас, уверен, ждет блестящая карьера, а моя репутация, увы, отравлена и может сказаться на вас не лучшим образом.

— Павел Степанович, — я остался на месте, — можно задать вам вопрос? — спросил и тут же продолжил, не дожидаясь разрешения. — Как вы думаете, что будет, когда союзники окончательно окопаются в Балаклаве, а потом подтянут свои траншеи поближе к городу?

— Бомбардировка, — адмирал еще не понимал, к чему я веду.

— Согласен. А с учетом известных вам возможностей орудий противника, как считаете, насколько она будет точной?

Нахимов побледнел еще больше, хотя недавно это казалось невозможным.

— Они будут разносить город.

— Да, причем не один день, как было с Синопом. Севастополь будут обстреливать несколько месяцев, пока мы не сможем отбросить врага подальше от его стен. Так вот у меня вопрос, Павел Степанович: как вы думаете, хоть одна сволочь из тех, что сейчас обзывает вас чудовищем, напишет об этом? Хоть кто-то пожалеет мирных жителей, которые будут гибнуть от случайных ядер, пожаров, голода и болезней, что принесли нам незваные гости?

— Думаете, нет?

— Сами по себе ни за что. А наши газеты… Даже если и напишут, то такие вот дамы, — я кивнул на Стерву, — отложат их в сторону. А если и прочитают, то только посмеются над сказками царского режима.

Кулаки Нахимова сжались.

— Прошу прощения, отвлекся, — я продолжил. — Так вот я хотел сказать, что сами по себе враги об этом не расскажут, но я постараюсь использовать свои связи, чтобы пропихнуть правду. И тогда… Все, что они писали о вас, о Синопе, обернется против них самих. Те обиды и та ложь, через которые вам приходится проходить сейчас, будут не просто так. Они помогут остановить беспорядочные обстрелы города и спасти тысячи мирных жизней.