— Взяли у кирасиров запасные, — пояснил я для удивленных наблюдателей. — В кузнице добавили наплечники, набедренники и стальной шлем…

— Прикрываете те места, которые потом сложнее всего излечить, — неожиданно заметил доктор Гейнрих. — Но, насколько я знаю, современные винтовки пробивают обычные кирасы. Или вы еще и новый металл успели открыть?

Он вроде бы шутил, но все посмотрели на меня с таким видом, словно подобное и вправду было мне по силам. Пришлось признаваться. Я рассказал сначала выдуманную часть истории, как мы в Петербурге с господином Константиновым измеряли скорость и пробивную силу пули. На самом деле все это пришлось уточнять прямо на месте, опираясь на память из будущего и смутные воспоминания об уроках физики.

— Началось все с того, что нам попались работы сначала Германа Гельмгольца, потом Юлиуса фон Майера. Знаете, что они писали? — я замер и тут же сам продолжил. — Существует одна-единственная сила. При всех физических и химических процессах она остается единой величиной… И одна эта простая мысль позволила нам по-другому посмотреть на то, как нужно защищаться от пуль.

— Разве это что-то меняет в главном принципе: чем толще преграда, тем вернее она тебя защитит? — спросил доктор.

— Именно так мы и думали раньше, — кивнул я. — Но теперь стало понятно, что все гораздо сложнее. Пуля, когда вылетает из ствола винтовки, обладает некой энергией. Когда она сталкивается с преградой, то тратит ее. Причем не только на преодоление этой самой преграды, но и на ее деформацию, на собственное разрушение, на нагревание, на получение нового импульса, если преграда будет пробита.

Не знаю, сколько еще важных нюансов я упустил, но для дела мне хватило и этой малости. В будущем, например, пули станут делать с жесткими сердечниками. Как раз, чтобы лишняя энергия не тратилась на собственную деформацию. А сейчас все проще — их отливают целиком из свинца, и, добавив на кирасу более вязкий внешний слой, мы получали хорошую возможность пережить прямое попадание.

— То есть для этого вы с Дмитрием Александровичем вчера в кузне сидели? — с интересом уточнил Ильинский.

— Да, пробовали, как разные виды стали реагируют на пули. Потом добавили на стандартную кирасу полосками в несколько слоев подходящую комбинацию и… Броня потяжелела раза в два и теперь тянет на все двенадцать килограммов. В смысле, на двадцать шесть фунтов. Всех в такое не одеть, но вот штурмовым ротам придется привыкать к новому комплекту обмундирования. Причем именно комплекту. Потому что мы потом изучили, куда чаще всего попадают нашим бойцам, и добавили прикрытие плеч и головы. Бедра защищали уже под ближний бой: было бы глупо терять солдат, если им повредят проходящие там артерии.

— Получается, медицина помогает спасать жизни даже за пределами больницы, — доктор Гейнрих удивленно прижал палец к губам. — Не ожидал. Но очень приятно, что наши знания работают и таким образом.

— Именно, — я улыбнулся доктору. — Сегодня в тренировочном бою я использовал обычные кирасы. Они легче тех, что будут нам нужны, но, думаю, уже завтра новые комплекты для первой атакующей роты будут готовы, и солдаты смогут привыкать к их весу.

— Солдаты и матросы, — напомнил Ильинский.

Я кивнул, а потом махнул рукой — пора было продолжать. Сегодня весь день я буду на полигоне тренировать и дорабатывать тактики ближнего боя, завтра — мастерская, послезавтра — опять сюда… И так по кругу, пока союзники не закончат высадку в Балаклаве и не начнут подтягивать свои позиции ближе к городу. Тогда начнется уже настоящая осада.

[1] Это не придумка главного героя. Осветительные ракеты с парашютами входили в базовую комплектацию того, что выпускал для императорской армии господин Константинов.

[2] Главный герой имеет в виду магний. Еще в 1829 году А. Бюсси смог его очистить, так что в небольшом количестве для осветительных ракет достать его было не так и сложно.

Глава 19

Я лечу.

Новостей от Волохова по нашему совместному производству пока нет, тренировки пехоты и учения артиллерии по стрельбе с закрытых позиций идут без моего участия. С медициной тоже удалось найти человека, которого заинтересовали мои идеи. И ведь как просто вышло! Утренний насморк помог получить бактерии, а смесь плесени с яблок и хлеба дала с ними реакцию. В общем, я прямо вечером отнес посветлевшую слизь Гейнриху для исследований, и тот сразу понял, что может дать подобное открытие.

Пришлось, правда, потребовать от доктора, чтобы тот главным образом думал не о науке, а о том, как можно выделить побольше этого вещества в свете увеличения числа раненых уже в самое скорое время. Но, кажется, он понял. По крайней мере, когда мы встретились во время тренировочных штурмов, Гейнрих похвастался, что поместил уже больше тридцати образцов моей плесени в разные среды и ждет результатов.

А я лечу!