Он за нас разгильдяев отвечал, и нас с нашим коммутатором приютил в своём штабном вагончике. Так что наш отец-командир хоть и строг, но справедлив. И понапрасну дрючить не станет, а вот докладать, что в части происходит мне понадобится. Он первым делом у нас интересуется. Обзвоню-ка всех дневальных, чтобы не проспали подъём. Заодно соберу все слухи и сплетни. Определюсь чего доложить, а что отцам-командирам знать не положено.

Прозвонился по всем ротам, и вставил фитиль дневальному автороты: — отчего ещё не побежали в автопарк с паяльными лампами наперевес — греть картеры машинам. И отчего не видно молодых с канистрами кипятка заливать в радиаторы? Отчего до сих пор не таскают на жесткой сцепке по плацу, для подготовки к заводке мотора. За ночь смазка задубела и оси не провернутся, пока не протащишь машину несколько кругов. И это после прогрева паяльной лампой.

Так что первыми всегда подымали водителей, которым сегодня водить машины. Им мудохаться не менее пары часов до развоза солдатиков на работы или отправки в дальнюю дорогу. Но потому и не всех на каждый день назначают рулить. Им первыми вставать и последними ложиться. А воду нельзя забывать слить из радиатора. Так загубили с десяток машин, пока заучили эту простую истину.

В дырявые армейские радиаторы над которыми измывались поколения недошоферов заливать антифриз невозможно. Его просто не напасёшься. Да и пахнет он спиртом, а такую жидкость просто опасно давать в руки восемнадцатилетних балбесов. Итак двое солдатиков увидели бутылку оставленную гражданским на крыле Магируса и быстро стащили. Пахла спиртом, вот отвозили их из соседней части на родину. Что там было трудно сказать — быть может денатурированный спирт против замерзания конденсата в пневмосистеме тормозов, но жидкость была окрашена в красный цвет.

Но жизнь продолжается и все должны быть на своих местах и при деле. Я вон уже цельный час навожу шорох. Заодно выяснил, что сейчас на дворе февраль 1975 года, и до праздника осталось менее недели. Меня он мало касается, это наши деды ждут ста дней до приказа. А я по службе молодой и должен домашними пирожками с. ать. Но по возрасту старше всех тех дедов.

Их загребли в осьмнадцать, а я пару лет оттрубил на заводе, приобрёл большой опыт. Хотели выдать личное клеймо качества, но потом передумали. Перевели работать в наладку. Всем уже стало казаться, что меня в армию не призовут. Недолго я в наладке проработал, когда получил повестку и загремел в эти войска.

Сперва в Шатуру, а затом всю часть выперли в глухую тайгу. Спасибо предшественникам зэкам, оставили нам бараки в исправности. За двадцать лет там кое-что порушилось и появились дыры, но всё же ночевать не под чистым небом, и почивать при бодрящей температуре минус полста градусов.

Да приходилось мне во всемирной помойке почитывать высеры правдолюбцев, что часть первым делом заровняла бараки и зэковское кладбище, но вынужден их огорчить, пока мы в этих бараках обитаем, несмотря на то, что для их протопки уходит целая прорва дров.

Неподалёку возводится ряд палаток, но не простых. А бревенчатый сруб. на который потом натянут брезент внутри и снаружи и только полог останется матерчатым простёганным войлоком, и станет крышей наших палаток. Печка тоже особой конструкции с большой металлической трубой посредине между кирпичными кладками, на которой мы станем развешивать портянки и ставить под неё обувь на просушку.

Но покамест эти роскошества ещё только строятся и живём в близлежащих бараках. Что же, придётся мне после дежурства идти и заваливаться на те же зэковские нары. Ничего и там достаточно тепло. А дневальный проследит за подбрасыванием в печурку дров.

По ночам ещё не спит истопник, но его функция — грамотно топить печку. Чтобы все не угорели и было тепло, а больше ничего иного. Ему и этого за глаза достаточно. Прожорлива печь не в меру.

А мне коль вновь выпало на нары — значит на нары. Не привыкать. Два года отдай и не чирикай. Это как в школе учили — почётный долг каждого гражданина Союза Советских Социалистических Республик. И я на призывном пункте своему врачу так и заявил, что хочу служить родине. А ведь свободно мог отмазаться, все медицинские показания были. Самуил Захарович так напрямую и спросил моё пожелание.

Ему ли не знать, ведь сам меня оперировал более шести часов и даже постарался хоть краешек барабанной перепонки сохранить. Мне тогда было всего одиннадцать лет от роду. Так что белый билет выдали бы без проблем.

Но взыграла поколениями привитая обязанность служить стране. казацкие корни прорезались. Хотя и рос в городе, а на родину выбирался лишь на каникулах. Все предки служили и сам был обязан. Кто-то назовёт глупостью, а кто-то и дикостью. Да, скифы мы, да азиаты мы, с раскосыми и жадными очами. Это наши корни и они глубоко в нашей земле.