Нужно ли говорить, что отказаться от такого назначения у меня, несмотря на мое в последнее время неприязненное отношение к нашему императору, не было ни малейшей возможности. Только сдал своего важного пленника остающимся в поместье людям, чтобы его вместе со всеми остальными определили в нашу тюрьму, да загрузился в один из бронемобилей.

Путь наш пролегал через половину густонаселенного города, потому слишком быстрым не мог быть по определению. Но мы спешили, как могли! Хорошо еще, слухи о боях в районе императорского дворца, видимо, распространились, на улицах было очень немноголюдно, да и мобилей против обыкновения ездило значительно меньше.

И только на подъезде к самому дворцу оказалось, что бой уже давно закончился, и мы могли и не спешить… или, наоборот, спешили недостаточно. Ну, да, зачем торопились, если на въезде в парковую зону нас остановила ощетинившаяся стволами императорская гвардия? После чего велели отъехать чуток в сторонку и там ожидать неизвестно чего. Впрочем, на том отведенном пятачке мы были далеко не одни, много нас там было, аристократов с дружинами. Большинство, конечно, имели дружины — одно название, но была и пара-тройка вполне соизмеримых по боевой мощи с нашей.

Так мы на той «штрафстоянке» до самого позднего вечера и простояли. И не уйти никуда, вокруг охрана выставлена. Как с преступниками, право слово. Хорошо еще, что у наших бойцов с собой сухпай оказался в наличии. Ну, и я выспался дополнительно. А то всю прошлую ночь спать не довелось, и под большим вопросом, что меня ожидает ночью грядущей.

А потом за мной пришли хмурые и неулыбчивые люди в форме.

— Князь Буревой? Его императорское величество желает вас видеть. Следуйте за нами.

Пришлось идти.

Бог мой, до этого я думал, что наше поместье пострадало. Ну, у нас там в паре мест была пробита крыша, сильно пострадал фронтон над центральным входом, артефактная защита которого при своей активации разом отправила на тот свет целую кучу нападавших, опять же в вестибюле внешней гостиной приличные разрушения. Но, по сравнению с императорским дворцом — это и не разрушения вовсе!

От огромного величественного здания остались руины. Фактически, в более-менее целом состоянии был всего один флигель. Именно туда меня и отконвоировали.

Уже на подходе к одной из комнат этого флигеля я услышал гневный, раздраженный голос Владимира Второго:

— Ну, где там Буревой! Где этот изменник, я вас спрашиваю!

— Это кто? — Недоуменно спросил император, когда я, идя следом за конвоирующими меня людьми, вступил в его комнату. И тут же, очевидно сообразив, кто к нему пожаловал, задал вопрос уже мне: — где твой отец, мальчишка, почему его хваленая защитная система не сработала?

— Отец в поместье, раненый, под присмотром целителя. — Принялся отвечать я, соображая, что же мне говорить по поводу этой чертовой защитной системы. — Вчера, во время деловой встречи со сторонниками вашего императорского величества мой отец, светлейший князь Буревой, был предательски очень опасно ранен, выжил лишь чудом. В это же время наше поместье было атаковано большим отрядом заговорщиков. Поскольку во время нападения они блокировали всю нашу связь, о нападении на императорский дворец мы узнали лишь в тот момент, когда прибывший отряд нашей гвардии смог отбросить заговорщиков. Сразу после этого отец, ненадолго пришедший в себя, распорядился мчаться к вам, ваше величество, на выручку.

— Хм, складно глаголишь, — растянул свои губы в улыбке император. Вот только я, ощущая сжигающую его ярость, этой улыбкой не обольщался вовсе. И, в сущности, правильно делал, поскольку улыбка на лице императора, исказившись, перетекла в оскал, а самодержец, утратив сдержанность, заорал: — а эти ваши сраные объяснения смогут мне вернуть Лизавету? У, княжеское отродье, как же я вас всех ненавижу!

М-да, уж! Не сразу и сообразил, про какую Лизавету говорил император. Точнее, отчего-то сначала подумал про дочь… но нет, императорских дочерей зовут Анастасия и Ксения. А потом дошло: супруга! И, похоже, Владимир ее любил….

Тем не менее, горе по поводу смерти жены, как на мой взгляд, все же не может послужить хоть каким-то оправданием отданному императором в мой адрес приказу:

— К Норушкину его. Пусть хоть до задницы пацана вывернет, но я должен знать точно, кто в произошедшем в моем дворце виноват.

Помните, я когда-то про золотой час менталистики рассказывал? Что менталист без всяких повреждений психики пациента может изучать только последний час его жизни? Так вот, если беспокоиться о рассудке исследуемого, именно так оно и есть. А вот если на здоровье и рассудок пациента наплевать… то у менталиста вырисовываются кое-какие перспективы.