Хакон злорадно ухмыльнулся и уже несколько беспечно, бросил на него презрительный взгляд – мол, или сдавайся и отступи, или… будешь искалечен. Как он прилюдно и обещал. Убивать своего униженного соперника – ему уже не было нужды. Да и по большому счету, невыгодно. Видеть, как тот будет окончательно опозорен, разорен и низведен в полное ничтожество калеки-должника, а может и раба – намного приятней. Да и настраивать против себя соседей бондов, излишней жестокостью – зачем? Не настолько серьезным, было формальное оскорбление, послужившее основанием судебного поединка. Тем более, что его отец нуждался в их поддержке и был судьей-лагманом. Так что, следовало показать справедливость закона и «великодушие» к обедневшему, но уважаемому роду противника.

Вокруг наступила тишина. Асгейр сжал зубы и стоял не двигаясь. Враг пожал плечами, ступил вперед и небрежно взмахнул мечем, метя подрезать ему сухожилия ног… Вдруг, за какой-то миг, перед мысленным взором Асгейра, промелькнуло лицо Гильдис с горящими верой в него глазами, а в голове раздался голос отца: «Если кругом грозит опасность – всегда иди вперед! Это будет неожиданно для врага – а у тебя, появится возможность победить!».

Внезапно для окружающих людей, обреченный парень резко прыгнул прямо на Хакона, левой рукой блокировав его предплечье с поднятым мечем, а правой – ударив зазубренным куском клинка, под щит и кольчужную рубаху в бедро соперника! Одновременно, повалив Хакона на землю. Встать тот уже не смог – и не только потому, что мешала рана. Асгейр, приставил свой короткий и окровавленный обломком меча, к шее ошеломленного противника. Из раны на ноге которого, уже вовсю хлестала кровь…

– Ну прощай брат и пусть берегут тебя Боги, – крепко обнял Асгейра Лейв. – Мы принесли щедрые жертвы Одину и Тору, чтобы вик был удачен, а ты со славой и богатством вернулся домой.

– Разумно поступаешь племянник, – кивнул и дядюшка Йорген. – Здесь сейчас, тебя не ждет ничего хорошего – семья Хакона, непременно станет строить козни. Да и будущего, без добычи и славы – не будет.

Он сделал паузу, а затем солидно добавил:

– А за одалем твоим, я обязательно присмотрю и Лейва поддержу – так что об этом, не беспокойся.

Асгейр, невесело переглянулся с братом и сдержанно качнул подбородком. Шурин раньше не привечал семью своей сестры. И если бы не требования обычаев и страх неприятностей перед всеобщим осуждением. Ну и подспудное желание, воспользоваться доходами хозяйства (а по возможности, потом и прибрать его к рукам) – бескорыстно помогать, он конечно не стал бы.

Взойдя на пригорок, покидающий родную сторону юноша, последний раз оглянулся и окинул взором места, где он родился и вырос – дядюшка в нетерпении, уже пошел проверять (как он полагал) свои владения. А домочадцы Асгейра, не отрывая своих взглядов – смотрели на уходящего в неизвестность молодого мужчину. У путника защемило сердце и в голове промелькнула мысль – суждено ли ему вновь, сюда вернуться и увидеть брата? У всех ведь своя судьба – и никому от нее не уйти. Вот и Лейв, оправдывает свое имя – которое означает: «оставленный и покинутый». Впрочем, его враг Хакон, также вполне соответствует своему. Да и жадноватый дядюшка Йорген тоже. Ничего не бывает случайным…

Двое домашних трэллей и слуга, как и оба работника – неотрывно глядели ему вслед. Они уважали Асгейра и его семью. Он, как и его отец Бран, всегда вел себя очень достойно. Хотя по закону племени фьордов, тех же рабов, можно было держать в неволе вечно, выжимать из них все соки и даже невозбранно убить – но правильный бонд и человек, обычно никогда так не поступал. Давая траллсам вечером и каждый седьмой день, работать на себя и копить деньги на выкуп. Позволяя иметь «жену» из рабынь (тир), не продавать их на сторону и наделять участком земли, где они выращивали рожь, ячмень или овес. Либо предоставляя возможность, заниматься каким-нибудь ремеслом в свободное время. А потом, через несколько лет, объявить их на тинге свободными. Или даровать волю не за выкуп, а за долгую и преданную службу. Правда и после этого, такие люди должны были оставаться у своего бонда и служить ему, уже как вольные. Это считалось правильным – если же они, вели себя по-другому – их могли опять вернуть в рабское состояние. Только третье поколение детей бывших невольников – расценивалось как полностью свободное от всяких обязательств перед хозяином.

Слуга его семьи Фроди («добрый») – был из таких трэллей, освобожденный Браном десять лет назад. Он имел жену, которая занималась ткачеством, а его дети – выпасали хозяйских коз, овец, коров и свиней за определенную долю. Асгейр покачал головой – парень не разделял презрения и скотского отношения некоторых соотечественников к рабам (особенно распространенное среди знати). Однако, конечно считал, что траллсы (или люди раньше бывшие ими) – никогда не могут быть равны свободному человеку. Племя фьордов, полагало, что раб по своей природе туп, завистлив, вероломен, ленив, лжив, вороват и труслив. Асгейр, как его отец, и некоторые соседи, так не думали, но соглашались, что плохих качеств у невольников больше, чем у свободных людей, а главное – у них точно меньше мужества и ответственности. Поскольку настоящий человек, скорее умрет, чем дойдет до такого ничтожества и никогда не станет терпеть рабскую долю.