– Запомни сын, у нас на Севере, подобным образом никогда не поступают. Ребенка можно убеждать словом, внушением, своим примером – но никогда свободный человек, его не ударит и не обругает. Бить – значит сломать душу. Воспитать изворотливого раба, а не достойного норега. Потому, там на юге, почти нет свободных людей. И поэтому у нас – детей не бьют. Но если подросток не понимает и все равно ведет себя недостойно – семья может отказаться от него, навсегда изгнав из рода…

Асгейр подбросил хвороста в костерок и картины недавнего прошлого, опять предстали перед его мысленным взором… Хакону, получившему отказ, вскоре стало известно о его причине. И он был неприятно поражен, что девушка, предпочла долгую разлуку с крайне сомнительным будущим – реальной возможности, стать богатой и уважаемой хозяйкой. Породниться с влиятельной семьей стурмана Асмунда. Естественно, он узнал о пригожем и статном сопернике, и о чувствах между ней и сыном Брана.

Конечно, род Гуннарсонов, несмотря на благосостояние, почет и давние корни, имел знатность скорее по должности, а не по происхождению. И не мог сравниться, к примеру, с семьями конунгов или ярлов. Но у северян, эта разница была не столь велика, чем у других народов в южных странах. А главное – и род Асгейра, хоть и был древний и весьма славный, но ныне – являлся обедневшим, малочисленным и военной знатностью, тоже не мог похвалиться. Даже по занимаемым общественным постам и званиям – Торстейнсоны, давно не могли тягаться с Гуннарсонами. Поэтому Хакон, был обуреваем не только ревностью, но и посчитал себя оскорбленным. Причем получившим щелчок публично, хоть и с соблюдением всех приличий. Понятно, что предъявлять претензии Гильдис или упрекать ее отца, было глупо, смешно и недальновидно. Главным источником позора и препятствием к скорой свадьбе, Хакон посчитал Асгейра – что было с определенным пониманием, воспринято окружающими. Как и дальнейшие, провокационные действия сына Асмунда, которые встретили одобрение у значительного числа соседей. Подобное не считалось подлостью, хотя могло закончиться смертью, увечьем, разорением, закабалением или угасанием рода слабейшего.

Хакон просто прилюдно, но не прямо, а в насмешливой форме усомнился в храбрости и удачливости Асгейра. В его соответствии, высоким качествам Торстейнсонов. И в праве такого человека, претендовать на столь красивую и умную невесту из почтенной семьи.

Обида была не смертельной, но унизительной. Не ответить на нее – означало подтвердить слова соперника. Потерять достоинство и уважение. Полностью утратить право на Гильдис. И признать себя нидингом – трусом. Если бы Хакон прошелся по роду Асгейра, или сравнил его с бабой, либо назвал мужеложцем, приравнял к рабу… – это в глазах окружающих, было бы явно чрезмерно и выглядело бы откровенной ложью. Кроме того, такие оскорбления искупались только смертью. А вот подобная провокация – считалась нормальной проверкой на мужественность, волю и непреклонность. В общем, Асгейр в свою очередь, назвал Хакона лжецом – вернув тому оскорбление.

Оба соперника, были вызваны на тинг (на время которого, всегда воцарялся мир и куда запрещалось приходить пьяным, вооруженным или браниться и затевать ссоры). И там лагманы, при полном одобрении собрания бондов постановили – решить спор и смыть обиду в судебном поединке. Каковой должен был длиться до первой крови или сдачи одного из противников. Проигравший (либо в случае его гибели, род павшего поединщика) отдавал 10 марок серебра, как плату за поношение и признавал свою неправоту.

Хакон был уверен в победе и посрамлении конкурента. Вдобавок, окончательно убирал его как препятствие к свадьбе. Ввергал семью Торстейнсонов, в долговую зависимость. Повышал свой авторитет и престиж среди норегов. Все основания рассчитывать на успех, у него были. Сын Асмунда, был на три года старше, сильнее и массивнее Асгейра. И признавался соседями, уже относительно опытным бойцом. Да и оружие имел, получше своего юного соперника. Но Боги сказали свое слово и удача в тот день, отвернулась от Хакона…

Ночь, все окутала своим черным покрывалом. Сквозь просветы деревьев, листву и хвою – на небе, уже виднелись первые яркие звёзды и явственно проглядывал желтоватый серп луны. Небольшой, но жаркий костер, горящий в глубоком и на удивлении сухом овражке – был совсем не заметен. Лишь лёгкий запах дыма, мог привлечь чужое внимание. Удобно расположившись у самого пламени, сидя на лапнике, Асгейр в одиночестве заканчивал свой ужин.

Вдруг, неподалеку треснула ветка и послышались негромкие шаги нескольких людей. Парень подвинул к себе копье и положил ладонь на рукоятку секиры. Он был не слишком обеспокоен – уроженцы земли фьордов, умели ходить практически бесшумно. И если ему стали слышны, выдававшие их звуки передвижения – значит путники, заранее предупреждали его о своем приходе и не имели дурных намерений.

Вскоре к свету костра, вышло трое юношей, которые по обычаям Севера приветствовали Асгейра. Придерживаясь традиций, он радушно пригласил путников к огню и предложил разделить с ним пищу. Пришедшие, не чинясь, стали располагаться и доставать свои припасы.