Она заснула почти сразу. Вот Годяй, несмотря на усталость, долго не мог уснуть. Осторожно ворочался, боясь разбудить девушку, вспоминал нахлынувшие воспоминания юности, когда был беззаботен и счастлив. Недалеко за углом мирно шумели вентиляторы и другие неведомые механизмы. Их шум почему-то напоминал речной трамвайчик, на котором они катались в редкие выходные, когда родители оказывались свободны от дел. Хорошо было тогда, почему он давно не вспоминал об этих днях? И почему сейчас вспоминает, а не в заботах, как завтра умудриться без особых осложнений выскочить наверх? И чем этот благословенный верх отличается от нижних уровней? Может там все так застроено, что и небо выглядит лишь красочной овчинкой между высоченных зданий, в которых счастливые обладатели наземного статуса только и думают, как не потерять свою работу и стать отверженными изгоями привилегированного общества? Много вопросов, а он вспоминает этот глупый трамвайчик и плещущуюся возле его бортов воду.

Из сообщения.

«Бунт продолжается, власти пока бессильны обеспечить порядок на уровне. С подопечными все в норме, закупились продуктами и на улицы не выходят. Ждут. По поводу меня. Прошу повысить жалование, на уровне резкий рост стоимости многих продовольственных товаров. Если модераторы не справляются с появившимися багами, пусть меняют сложившуюся ситуацию вручную. Тестер.»

Снилась непонятная, но приятная хрень, хотя что именно, он так впоследствии и не вспомнил. Нехотя открыв глаза, Годяй долго пялился в сумрак потолка, вспоминая события вчерашнего дня и гадая, как им пережить сегодняшний. Самое главное — как разойтись без крови с контрабандистами и их возможными дружками в помещении на первом. Но чем больше он об этом думал, тем очевиднее становилось, что бескровно такой номер не выйдет, а посему опять придется убивать. Ну что ж, жалости к этому сорту людей он не испытывал, хотя в закоулках души испытывал некоторую горечь по поводу своих поступков. Да, он защищает свою жизнь и жизнь девушки, но как-то неправильно. Эта неправильность больше всего и бесила, но как грамотно действовать в этих обстоятельствах, на ум не приходило. Если прикинуть, то и сейчас бы поступил точно также, все лучше, чем лежать в холодильнике с номерком на ноге.

Додумавшись до этой бесхитростной мысли, парень резко встал и пошел кипятить воду для завтрака. Карину разбудил только после того, как закинул в кастрюльку горсть бурых комочков мха, сразу предупредив о быстрых сборах. Этаж под их ногами уже, вероятно, засыпал, значит наступало время мафии, хотя кто его знает, у злодеев свое расписание.

Впрочем, первое, что пришло в голову, когда подкрались к месту, контрабандисты работали круглосуточно с короткими перерывами. Возле обнаруженного вчера лаза вовсю кипела работа, перед квадратом двери, на этот раз тускло освещенного изнутри, виднелись очертания новых ящиков, к которым добавились и туго набитые мешки, а невдалеке выставлены часовые. Годяй скривился в насмешливой улыбке, не зря вчера заставил себя поискать другую точку для обзора. Носильщиков на этот раз было трое, из чего он заключил для себя, что новый пролом на минус первый будут использовать на всю катушку вплоть до его обнаружения. «Эх, вчера надо было пробиваться, их меньше тогда было», — с досадой подумал парень, наблюдая, как носильщики готовятся к очередной ходке. Он подождал, пока они уйдут и стал размышлять, как бы нейтрализовать часовых. Был бы на месте Карины парень, вопрос бы не возник, кроме его ножа была еще и фомка, но сейчас...

— Что-то желудок разболелся, — пожаловался голос из темноты. — У тебя таблетки от него есть?

— Забудь. От твоего желудка вообще таблеток нет и никогда не будет. Как он еще выдерживает то, что ты в него каждый день пихаешь, не понимаю.

— Так есть? Если нет, я схожу наверх поискать?

— Только быстро. Босс узнает, навсегда в межэтажье останемся, ты его знаешь.

— Я мигом! — вмиг повеселел голос. — Челноки все равно минут через двадцать вернутся, успею до их прихода.

В проеме двери мелькнул силуэт и сердце Годяя, разгоняя адреналин по сосудам, забилось в предчувствии боя. Ему внезапно выпал шанс, упустить который было равнозначно гибели всей его задумки. Выждав минуту, он, сжав до боли в костяшках нож и стараясь не издавать ни шороха, пошел навстречу ничего не подозревающему оставшемуся часовому со стороны покинутого поста. Не дойдя десятка шагов, активировал нож и, более не скрываясь, рванулся вперед. Ошалевший часовой успел поднять оружие и даже раз промахнуться, лишь опалив одежду парню, но не более того. Еле видимое даже в темноте свечение резануло по нему, заставив в полный голос заорать от нечеловеческой боли, пронзающей каждую клеточку организма. Едва послышался шум упавшего тела, в том месте, откуда они следили за контрабандистами, зажегся неяркий свет и послышались торопливые шаги в его сторону.

— Годяй, я так волновалась... Ты... убил его?

Парень без слов осветил убитого, обезображенного мучительной предсмертной гримасой. Карина слегка отшатнулась, но взяла себя в руки, с трудом вынув из сжатой ладони пистолет.

— Вот...

— Обыщи как следует, найди запасные обоймы, — глухо сказал Годяй. — Потом надо оттащить его за угол, чтоб не мелькал.

— Тут кровь везде...

— Засыплем. Нам еще второго надо дождаться, нельзя его упустить. Только не стреляй, надо тоже без шума.

— Годяй...

— Не говори ничего, такова цена нашей свободы, будь она проклята. До сих пор не могу привыкнуть к местным штукам ее получения.