Но метаться по гостевым покоям - непозволительная роскошь для анирана. Я урвал от силы пару часов сна, а затем с утра до вечера демонстрировал себя Равенфиру. Здесь и площадь была поменьше, и улицы грязнее, и народу не так много, как в столице. Но и здесь пришлось делать то, что я делал неоднократно.

Радовало хотя бы то, что, в итоге, Равенфир не пришлось вычищать от скверны. В отличие от Обертона и Валензона, здесь царил относительный порядок. Ни примо не делили город на зоны влияния, ни чернь не бунтовала, ни "хатемажи" не плодились. За следующие два дня, проведённые в Равенфире, я на себе прочувствовал, что такое город, где руководит грамотный управленец. Тревин, избавившийся от влияния лживых духовных отцов и сжав ежовой рукавицей тех, кто пришёл им на смену, обладал абсолютной властью в Равенфире. Пробыв с ним всего два дня, я ощутил разницу. И пожалел, что такого управленца нет в одурманенном Винлимаре. Если бы ранее король отправил Тревина на Восток, возможно, мне с друзьями не пришлось бы наблюдать тот ужас, который мы наблюдали... Хотя, возможно, при таких раскладах Эоанит и Эвенет заранее бы побеспокоились о том, чтобы срок правления нового управленца оказался недолог. В своей вотчине Эвенет бы не допустил наличие независимой силы.

К вечеру третьего дня я устал как собака. К отсутствию мобильных телефонов я уже привык, а потому понимал, что никто не ответит мне моментально. Хоть каждый день ожидания заставлял нервничать всё сильнее и сильнее, ничего другого не оставалось. Кричать: "Прикажите подать коня!", залезать в седло и скакать куда глаза глядят, было глупо.

Потому я просто заснул в мягкой кровати. А проснулся ближе к полудню от странного стука: кто-то стучал по металлической вставке дубовой двери.

- Да... Да! Иду!

Я вскочил с кровати, даже не открыв глаза. Метнулся к двери, зацепился за табуретку и сбил деревянную кружку, в которой оставались остатки помогавшего заснуть отвара.

- Твою мать!

Я выругался и схватился за ушибленное колено. А затем услышал странный кашель:

- Кха-х! Кха-х!

Только тогда я открыл глаза. А потом потёр их несколько раз, чтобы убедится, что у меня не галлюцинации.

На спинке одноместной кровати сидел до боли знакомый сирей. Любопытные глаза изучали окрестности, крепкие хищные когти намертво вцепились в дерево. А к лапке был аккуратно привязан красный футляр.

- Кха-а-ах! - сирей опять спел отвратительную мелодию, затем наклонил голову и несколько раз постучал клювом по металлической гарде кинжала, который вместе с ремнём висел на спинке кровати.

- Всё, всё, не ори, - я ещё раз протёр глаза, стирая остатки сна. - Я уже понял, что не в дверь стучали. Давай письмо.

Хоть я не раз видел сам процесс, всё же слегка удивился, когда на мою просьбу Сумман откликнулся по-особому: он поднял ногу и выставил её в сторону, как бы намекая, что готов к снятию груза.

Я всё ещё тупил спросонья, но удивиться успел. Подошёл к птице и аккуратно развязал тесёмку. Как я помнил, эти наглые попрошайки очень не любят, когда кто-то обращается с ними небрежно. Могут и за палец назидательно хватануть.

- Ты как сюда попал? - задал я риторический вопрос, поглядывая на открытые ставни и торопливо отвинчивая крышечку. - Решил сразу ко мне, а не к хозяину?

Сирей опять что-то каркнул. Но я уже целиком погрузился в чтение довольно объёмного письма.

"Извини, милих, что перегнул с торопливостью", - писал Тангвин или кто-то от его имени. - "Слишком быстро всё происходило. Кто-то пустил слух, и чернь собралась на площади. А когда двинулась ко дворцу, я опасался наихудшего... К счастью, всё обошлось. Чернь требовала подтверждения, окружила дворец. И твоя супруга решила, что люди должны знать. На руках она держала Элазора, стоя на балконе. И просила, как ты не раз требовал, верить в анирана. Верить в его поступки. Ведь лучшим доказательством того, что аниран неизбежно станет милихом, является его сын... Ты бы видел, что после этого началось! Не буду тратить много слов, но ничего подобного я никогда не видел. Чернь падала на колени, нараспев возносила молитвы в честь сына посланника небес. И вот уже третий рассвет днюет и ночует у ограды дворца. Совершает подношения и проводит молебны. И очень злит первосвященника, ведь впервые подношения оставляются не у ступеней храма... Ответь мне, что делать? Хоть дворец превратился в храм, я не вижу в этом опасности. Чернь переполнена счастьем. Называет милиха по имени и верит в него. Сотник гессеров считает меня беспечным и требует укрыть твою супругу от людских глаз. Что делать? Жду ответа.".

- Бол-ван! - сплюнул я, когда закончил читать. И вслух назвал "болваном" именно того, кто в предыдущем коротком письме написал, что дворец в осаде. Тангвину ещё учиться и учиться правильно подбирать слова. Одно неверное слово - и смысл совершенно другой. Я из-за этих неправильно подобранных слов несколько дней метался... Да и по рукам Тангвину дать не мешало бы, чтобы, наконец-то, перестал перебарщивать со сверхсрочными футлярами. Сколько раз говорил, "красный" - только в самых-самых критических ситуациях!