— Может недопонял, — Караев слегка пожал плечами, — а может, просто упертый, как полено. Он всех у нас до ручки довел. Все требовал, чтобы ему выделили время на свидание с вами. До глупости дошло, что стал спорить он с начальством, мол пока не выпустите к девице, не сяду за руль комбайна. Ну и пошли ему на уступки. А меня приставили нянькаться с ним, как с малым дитём. Сначала отвез его в поликлинику, вас искать. А когда он не нашел, то стал клянчить у кого-то адрес. Ну вот, сегодня пришлось везти. А то товарищ Рихтер на послезавтрашние соревнования выходить не хотел.

— Упрямый черт, — сказал я, — чего ж он щас отступился?

— Я уговорил, — он посмотрел на Машу. — Сказал, что ежели узнают в станице про то, что общаетесь вы при живом женихе с чужим мужчиной, пойдут неприятные слухи и вы потеряете лицо.

— И он, как настоящий тевтонский рыцарь, — я улыбнулся, — решил отступить.

— Нет, — ответил Караев, — он сказал, что заберет даму в Германию. Тогда я спросил, а хочет ли он забрать в Германию девятерых ее детей.

— Но у меня нет девятерых детей, — удивилась Маша, и с ее губ даже слетел смешок.

— А он теперь думает что есть, — КГБшник пожал плечами, — я даже предложил ему пройти в хату и познакомиться с ними. Но он почему-то отказался. Ну и хорошо. А то вышло бы очень глупо.

Мы с Машей переглянулись, едва сдерживаясь от смеха.

— Ну что ж, — сказал я, — спасибо. Если б не вы, пришлось бы мне бить немецкую морду.

— М-да, — задумчиво причмокнул комитетчик, — и это был бы очень опрометчивый поступок. Я даже скажу, международный скандал у вас получился бы.

— Ну тогда можете собой гордиться. Потому как спасли вы нашу страну от такого скандала.

Караев хмыкнул, протянул мне кряжистую руку с толстыми узловатыми пальцами. Я пожал. Показалось мне, что в этом грубом и даже несколько неказистом теле хранится острый ум и смекалка. А еще казалось, что это наша с Караевым не последняя встреча. Почему так? Даже и гадать не берусь.

— Ладно, товарищи, извините за беспокойство.

Комитетчик сдержанно кивнул и вернулся в машину. Когда они отъезжали, из окна задней двери вылетел в придорожный бурьян рихтеровский букет. Рассмеявшись от души, мы пошли к хате.

— Что это с тобой?

Маша только сейчас увидела, какой я грязный, потому как выбрались мы под тускловатую уличную лампу. Явила она ей и пятна на рубахе, и грязные мои штаны в темных от запекшейся крови разводах.

— Ну я ж шофер, — улыбнулся я, — в масле копался. Вот и докопался.

— Не ври ты, не масло это.

Маша тронула сухое кровавое пятно на моей груди.

— Это что такое? Это… Кровь, что ли? — Она испуганно прикрыла рот.

— Тихо-тихо.

— Ты раненный? Где у тебя болит? Ану покажи!

Я молча взял Машу за плечи, потом крепко прижал к себе.

— Не бойся ты. Не переживай. Цел я. Цел. Но кое-что случилось. Все я сейчас тебе расскажу, как на духу. Всю правду. А ты пообещай две вещи.

— Какие? — Ответила она полушепотом мне на ушко.

— Что будешь слушать и не перебивать. И что не испугаешься.

— А есть чему пугаться?

— Есть, — ответили я не сразу, — но пугаться ты не должна. Все будет хорошо.

— Ты убил кого-то?

— Нет.

— Честно?

— Честно. Пообещай, что я попросил.

— Обещаю.

Тогда отстранил я Машу и повел за двор. Сели мы на узенькую деревянную лавочку, которая стояла под невысоким заборчиком Машкиной хаты. Немного повременив, подумав, как лучше начать, стал я рассказывать ей все про Матвея Серого. И про то, что он хотел сделать, и про то, что я с ним чуть было не сделал, ну и, конечно же, про то, что с ним в итоге стало.

Маша слушала молча. Когда я закончил, повисла, между нами, спокойная летняя тишина. Только сверчки пели где-то вдали. Над дорогой поблескивал брюшком одинокий светлячок.

— Если бы убил ты его, — вздохнула Маша, — я бы тебя стала бояться, Игорь. А теперь знаю, какой ты человек. И, кажется, мне, что любовь моя к тебе стала сейчас, после этого твоего разговора только крепче. От того, как ты можешь семью свою защищать… От того, каким ты можешь быть милосердным… А может, мы с тобой когда-нибудь тоже семью…

Маша недоговорила, прислонилась ко мне плечом, и я обнял ее.

— Может быть, — ответил я.

— Кто пришел тама, а Маш? — Послышался из передней комнаты голос Машкиной бабушки.

— Игорь это! Зашел в гости!

— Он сигналил?

— Он!

Бабушка засуетилась в комнате, где горела одна только стоявшая на тумбочке настольная лампа.

— Погодите! Я пойду с Игорем поздороваться!

— Да не надо вам! Не вставайте! — Поторопился ответить я, а сам показал Маше грязную рубаху. Та пожала плечами.