Барин читать онлайн
— Мужики, этот день войдет в историю. Сегодня мы начинаем новое дело, строительство кирпичного завода. Я верю, наш кирпич со временем станет лучшим на всем Нижнем Поволжье. Это будет настоящий бренд, «Никитинский кирпич». Но чтобы стать лучшими — мне нужна команда настоящих профессионалов. Каждый рабочий на заводе — винтик в большом и слаженном механизме. Здесь действительно все зависит от каждого. Сразу предупреждаю — на работе никаких склок, драк и пьянок. Хотите работать — работайте. Нет — насильно удерживать никого не буду. Дисциплина, внимательность и порядок — вот три главные составляющие нашего успеха…– я вздохнул.– А Сейчас инженер Ковалевский опросит каждого и присвоит специальности. По двое подходите к шатру…
Инженер с помощником быстро распределили крепостных: копачи, порядовщики, сушники. Назначили обжигал для насадки кирпича в печи и сортировки, также бригаду возчиков, лесорубов и сплавщиков. Ковалевский убедил меня, что дров для печи понадобится очень много.
Вскоре я заметил, что новореченские и поповские не ладят и часто ругаются. И тогда решил подобрать «бугра». Степан Кручин был из поповских. Шустрый и энергичный мужик. Тридцать с небольшим, крепкий и мускулистый, с ранней лысиной. Я объяснил Степану, что он должен тщательно следить за дисциплиной, а в будущем — за выходом готовой продукции, до минимума сокращая процент брака.
Первые дни я находился на балках с утра до вечера, приезжая в усадьбу только переночевать. Я пытался просчитывать все производственные риски заранее и контролировать ситуацию, однако на третий день все же случилось неприятное происшествие. Я немного задержался и приехал на балки чуть позже. Меня встретил слегка помятый Ковалевский.
— Мужики утром задрались, едва разняли.
— Степан, — окликнул я бригадира.– Приведи провинившихся. Остальные пусть работают…
— Нужно бы высечь, Андрей Иванович…– предложил инженер.– Иначе не дойдет… они еще одну форму сломали, когда дрались…
Степан привел двух поповских мужиков. Одному под сорок, худой как жердь, другой моложе, с дерзким взглядом.
Мужики поклонились и опустили взгляд.
Я нахмурился:
— Вам что, слово барина не указ?
Худой встал на колени:
— Простите нас, барин… кровь взыграла, это я первым бросился на Афанасия…
Степан уже принес широкую лавку и плеть.
— Андрей Иванович, я плеть слегка вымочил в рассоле, чтобы до мозгу дошло…
Мужик стянул рубашку и лег животом на скамейку. Степан протянул мне плетку. Я смотрел на белую худую спину мужика, на его затылок с взъерошенными волосами и тонкие ноги. Мне стало до жути противно. В жизни никогда не бил беззащитных. Я тут же отдал плеть Степану. Он понятливо кивнул, подошел и с размаху ударил, рассекая плоть.
Хрясь! На коже показался новый кровавый рубец. Спина вздрагивает, мужик охает, кусая губы до крови, и судорожно цепляется посиневшими пальцами в края скамейки.
После третьего удара я не выдержал:
— Хватит!
Степан удивленно взглянул на меня.
— Отправьте драчунов в бригаду лесопилов. Если и там что-то подобное повторится — сразу выгоню.
Ковалевский усмехнулся и отозвал меня в шатер.
— Андрей Иванович, я хотел бы выразить вам признательность. Вы решили отказаться от физического наказания…
— Это какое-то средневековье… не люблю насилие.
— Скажите честно, вы придерживаетесь либеральных взглядов? Может поддерживаете декабристов?
— Нет. Я за самодержавие. Но физических наказаний у меня на заводе не будет. Если человек напортачит — делаю одно предупреждение, второго уже не будет… скатертью дорожка и без всякого выходного пособия…
— Полностью с вам согласен. Насилие порождает еще большее насилие, а страх вызывает ненависть… скажите откровенно, а разве вам не близки идеи декабристов? Конституция, отмена крепостного права, превращение России в более открытое светское государство…
— Декабристы это мятежники. И вообще, я стараюсь подальше держаться от большой политики…
Меня несколько испугали высказывания инженера Ковалевского, уж не подпольный ли он революционер? Но тогда я особо не придал этому значение, и кажется, зря…
Глава 17
Больше всех из жителей усадьбы меня настораживала бабка Ефросинья. Она целыми днями сидела в своей каморке, что-то вязала или строчила какие-то странные письма. Однажды, когда я вошел, она быстро спрятала листок под обрывок рогожи. В ее комнате было навалено неимоверное количество старого хлама. На сундуке лежала поломанная прялка, пыльные газеты, две пары дырявых валенок и связки ключей. Стоял терпкий кисловатый запах, я заметил на подоконнике заплесневелые сухари, почерневший сыр и подгнившие яблоки. Ефросинья никогда не обедала за общим столом, прибегала на кухню, стряпуха наливала бабке тарелку супа и она тут же возвращалась в свою каморку. Я никогда не видел, чтобы бабка купалась в бане. Однако всегда ходила в чистом и через день приносила Марфе корзину белья на стирку.
С тех пор как я наорал на Ефросинью, она со мной не разговаривала. Только иногда, прохаживаясь вечером по двору, замирала как богомол на листке осоки, и злобно шептала: «Скоро уже приедет настоящий Никитин…!»