Сознание было выдернуто из блаженного состояния, Дмитрий Густавович пришел в себя полностью, отчаянно сквернословя. И открыл глаза — в тусклом свете электрической лампочки перед ним открылся филиал преисподней, в который лучше никогда не попадать. А в уши полились страшные звуки хрипящих умирающих людей, что силятся что-то сказать в последнюю секунду. А еще в мозг хлынули стоны раненных железом и обожженных людей, вопящих и кричащих, зовущих матерей. И ужасный запах тлена и горелого мяса, от которого не продохнуть.

— Дак вам зубы вышибло и губы обожгло…

— Понял, не дурак!

Муть перед глазами окончательно схлынула, и, обозрев еще раз картину страшного филиала чистилища, Фелькерзам решил, что для него будет лучше находиться наверху, там самое место, да и умирать легче, если придется. А лучше еще покурить, и выпить. Вот такие грешные желания появились у человека, который странным образом задержался в мире живых. Видимо, не исполнив до конца все ему предназначенные на небесах испытания, а потому оставленного пока в ангельских списках.

— Бля, кто меня в костюм Адама до его грехопадения надел? Вернее, все снял, даже исподнее⁈

— Дак я сам, ваше превосходительство. У вас ранка в паху и на бедре, ребро сломано, на животе ушиб страшный, на руке разрез, лицо так вообще в волдырях, и зубов передних нет!

— Одень в форму, непотребство сплошное — голый адмирал! Еще ягодицами своими светить прикажите!

— Это мы сей же миг, перевязки уже сделали, царапинами отделались. Повезло вашему превосходительству, другие в рубке погибли, а многие в руки-ноги поранены, командиру «Наварина» пальцы отсекло.

Федор уже бережно надевал на него исподнее, продолжая придерживать за спину. Ему помогали начальник штаба с перевязанной бинтом головой, и здоровенный «нахимовец», что был назначен к нему вестовым.

— Несите меня отсюда, потом оденете!

Находиться в перевязочном пункте было неимоверно тягостно. Все было забито раненными и умирающими людьми, несмотря на двойной штат, врачи не имели ни минуты для отдыха, в окровавленных халатах они отчаянно боролись со смертью за жизнь людей. К чему их отвлекать от старого адмирала, который по большому счету отделался только легким испугом. Но Клапье не унимался, продолжил донимать сакраментальным вопросом, как пластинка на патефоне.

— Дмитрий Густавович, как вы себя чувствуете⁈

— По сравнению с Бубликовым неплохо, — непонятно откуда взявшиеся слова сами легли на язык, и тут Фелькерзама подхватили на руки и понесли, стараясь случайно не наступить на лежащих на железном настиле людей. И вскоре он оказался в каком-то закутке, находящимся под броневой палубой каземата — сверху оглушительно рявкали шестидюймовые пушки. Вполне надежное место в нынешних условиях. Сверху прикрыто, с борта двенадцатидюймовая броня верхнего пояса — цитадель «Наварина», благодаря низкому борту, имела самые толстые плиты.

— Федор, вставляй в рот флакон между десен и лей осторожно вовнутрь, чтобы я мог проглотить «микстуру». А то пальцы у меня дрожат, не удержу, уроню — а мне нужно выпить… «лекарство»…

На этот раз все прошло без болезненного эффекта — ром был проглочен, хотя десны и губы обожгло, но не так сильно, как первый раз. Фелькерзам окончательно пришел в себя и стал осматривать наложенные повязки, причем без кровавых пятен на белом бинте. Действительно, одни царапины, скорее, порезы — считать такие за ранения стыдно, но придется — в бою ведь получены. А вот синяк на животе не понравился — разлился синевой, набух, а прикосновение к нему отозвалось болью, но внешней, а не привычной внутренней. А вот лицо уже было смазано какой-то мазью с резким запахом, вроде камфары, но вполне терпимым.

Матросы надели на него новый китель, на ноги намотали свежие портянки и втиснули ступни в начищенные, о чудо — когда успели только, сапоги. В рот Федор сунул уже раскуренную папиросу — и Фелькерзам «поплыл» после первой затяжки. Но вскоре пришел в себя, и докурил папиросу в полном молчании присутствующих.

Задал вопрос начальнику штаба, что сидел рядом с ним и также закурил, выпуская дым через ноздри.

— Небогатову доложили о моем «ранении»? Да сидите вы, Константин Константинович, не дергайтесь!

— Так точно, ваше превосходительство! Флаг спустили…

— Зря, — коротко ответил Фелькерзам и посмотрел на матроса. Негромко приказал, выделяя каждое слово:

— Беги в рубку. Пусть сигналят на «Алмаз» от подбойного борта — «адмирал принимает командование»! И поднимут мой флаг снова! Только зря панику навели, незачем!

— Есть, ваше превосходительство!

Матрос тут же сорвался, топоча сапогами по железу. А начальник штаба негромко спросил:

— С «Урала» постоянно передают сигнал цифрой «24», а я не знаю, что она означает, вы ведь капитану 2 ранга Блохину какое-то особое указание на то отдали. А «Россия» на подходе, дым из труб в бинокль виден. Вот я к вам сюда и спустился, когда доложили, что вы в сознание приходить стали. Минут десять назад то было.