Скрипя зубами, Шпилька принялась за дело. Ада зорко следила за каждым её движением, так что сделать узел слабым настолько, чтоб Шайтан смог бы самостоятельно его развязать, не вышло.

— А теперь вяжи себя.

— Нечем, — огрызнулась Шпилька. — Не завезли больше подручных материалов.

— Куртку сними, — подсказала Ада. — Рукава свяжи. Вот так. Надевай задом наперёд. Теперь отвернись и встань на колени. Зина… Ты ведь Зина, верно? Жить хочешь? Тогда пойдём, поможем Шпильке всё сделать правильно.

— Всё равно найду тебя. И урою, — чуть повернув голову, пообещала Шпильке Ада. — А если с Зиной что-то случится, то урою ещё и мучительно… сестрёнка.

— Застёгивай, Зина, — скомандовала Ада.

Шпилька почувствовала, как грязная камуфляжная куртка стянулась на спине. Услышала удаляющиеся шаги.

— Вот так. А теперь, Зина, тоже сядь на колени. Тебя я сама свяжу.

Шпилька посмотрела на Лайму. Овчарка, поймав взгляд хозяйки, едва заметно оскалилась.

— Жди, — одними губами сказала ей Шпилька, вслушиваясь в шорох за спиной.

Чёрт его знает, чем Ада вязала Зину, но делала она это грубо — бывшая продавщица то и дело сдавленно вскрикивала. Оборачиваться Шпилька не рисковала, боясь спровоцировать «старшую». Но план, хоть и безумный, в голове уже зрел. Открыть портал с помощью нодия было, похоже, не самым быстрым делом, так что квазихе нужно было обездвижить всех, кто мог бы ей помешать.

А Шпильке оставалось только ждать, когда Ада закончит и отойдёт от Зины хотя бы на пару шагов. Впрочем, нет, ещё у неё были глаза. Глаза Лаймы, плотоядно глядящие на Аду. Глаза, отражающие всё, что Шпилька не могла увидеть сама.

Намертво стянув руки Зинаиды, квазиха встала и отошла метров на десять от рейдеров. Потянулась к небрежно брошенному на траву грязному вещмешку. Отцепила от него «пилу», вытряхнула содержимое.

Вместе с банками тушёнки и полуторалитровой бутылкой с мутной желтоватой жижей на траву упал завёрнутый в тряпку круглый «блин» размером с блюдце. Его Ада подняла бережно, развернула, погладила блестящую поверхность когтистыми пальцами. Подняла голову и уставилась Шпильке в затылок.

— Я тебя обездвижу, сестрёнка. На случай, если вздумаешь обернуться и бахнуть по мне той хренотенью из глаз. Не переживай, это временно. Когда я уйду, паралич пройдёт.

— Как отвернё… — только и успела изобразить губами Шпилька, как ощутила сковавший тело холод.

Больше всего было похоже на заморозку, как в кабинете стоматолога. Вроде бы всё чувствуешь, но не можешь разобрать, что. И управлять замороженным местом тоже не можешь.

В глаза Лайме Шпилька теперь тоже смотреть не могла. Оставалось только надеяться, что собака сама всё сообразит и вступит в нужный момент.

А момент, по большому счёту, уже наступил.

Что Ада делала с нодием, Шпилька не знала. А вот Лайма, сохраняющая свою способность двигаться, зорко следила за квазихой и краем глаза то и дело косила на Шайтана. Шпилька очень надеялась, что питомица, слишком умная для обычной овчарки, всё сделает, как надо. Тем более, к Шайтану у неё были и свои счёты, реализовать которые мешала любовь к хозяйке.

Но она медлила.

Шпилька, оставленная без информации о происходящем, перебирала в голове возможные причины такой бездеятельности. Лайма не поняла, что нужно сделать? Или, может, Ада никак не отвернётся, и овчарка попросту выжидает? Или…

Что бы там ни было, в догадках Шпилька очень быстро потерялась. Запахи, которые Лайма ни на секунду не переставала передавать своей хозяйке, никаких подсказок не содержалось. Шпилька слышала шаги «старшей», шорох её одежды — даже в Пекле Ада не рассталась с килдинговским плащом с капюшоном, — ещё звуки вроде едва слышных звона и гула, похожего на тот, который издают лопасти вертолёта…

Разумеется, она и сама не бездействовала — пыталась бороться с параличом, но безуспешно.

«Ну чего же ты ждёшь, Лайма?» — хотелось крикнуть Шпильке, но губы ей не подчинялись.

И тут мир перед глазами Шпильки изменился. Она словно бы увидела всё происходящее совсем с другого ракурса.

Взгляд оказался устремлён на Аду, нависшую над висящим в воздухе и раскрученным вокруг своей оси «блюдцем» нодия. Краем глаза она видела и саму себя, неподвижно замершую на коленях. Угол зрения стал существенно выше, превысив привычные человеческие сто восемьдесят градусов. Кроме того, существенно изменилось и цветовое восприятие окружающего. Оттенков стало заметно меньше, и все они ушли в блёклую сине-зелёную палитру. Красный цвет исчез вовсе.