Ай да Краюхин! Ловко ввернул гарантию свободы совести жителям СССР, о которой как раз и говорилось в той статье основного закона. Сказать по правде, в этой ситуации для меня оставалось множество белых пятен, даже с учетом памяти Кашеварова. А потому я не мог встать на какую-то одну сторону — своя правда была и у Варсонофия. Но моей задачей и было именно то, чтобы люди с противоположными взглядами слышали друг друга. И то, что случилось сейчас, было огромным прорывом — районная власть в лице Анатолия Краюхина повернулась лицом к инакомыслящим. Потому что договориться можно всегда и со всеми. Ну, или почти.

— Хорошо, — выдавил из себя священник, на пару секунд потерявший было дар речи. — Спасибо, Анатолий Петрович.

— А мне можно на прием? — активистка по прозвищу Кандибобер, похоже, решила испортить момент. — У меня тоже много вопросов! Один… один главный вопрос.

— Всему свое время, Аэлита Ивановна, — в глазах Краюхина я прочитал боль, но держался он при этом молодцом. — Давайте мы сначала хотя бы доклад ваш послушаем, чтобы было о чем говорить.

Старушку-экозащитницу такой вариант устроил, и она тут же прекратила едва начавшийся балаган в собственном исполнении.

— Переходим к следующему выступлению, — объявил, между тем, Котенок.

Сегодня он был особенно взвинчен, хотя держался нарочито спокойно. Сидит на своем стуле прямой как палка, нет-нет да бросает колючие взгляды на партийных начальников. Желает высказаться? Или просто напрягается в их присутствии? Как бы то ни было, я внимательно наблюдал за ним с тех самых пор, как мы зашли в малый зал и открыли заседание. Не знаю, быть может, я сейчас дую на воду, и все дело в недавней драке. Или в хиппующей красотке Фаине. А может, и в том, и в другом одновременно. Ладно, просто понаблюдаю.

* * *

У Варсонофия, выступившего следом, на сей раз все складывалось гораздо хуже, особенно после того, как сам первый секретарь райкома назначил ему личный прием. Священник вновь попытался оседлать тему разрушения храмов, но Жеребкин довольно дипломатично снял все возражения законом об охране памятников истории и культуры, принятым чуть больше десяти лет назад — в семьдесят шестом. Затем священника закидали вопросами, связанными со светскостью государства, и тут перевес оказался на стороне союзников Жеребкина. Отец Варсонофий хмурился, тер лоб, но потом решительно поджал губы, и я невольно улыбнулся. А зацепило священника, уверен, к следующему разу он тоже будет лучше готовиться, постаравшись найти новые аргументы. А там… Не хотелось мечтать просто так, но вольно или невольно я думал: а что, если в итоге они договорятся? Услышат друг друга и найдут компромисс… Жеребкин и Варсонофий — возможно ли это?

— Идем дальше, — объявил я, когда дебаты закончились. — Ваше слово, товарищ Котиков.

P.S. Можно почитать другие наши серии. Или, если вы еще этого не сделали, познакомиться с нашей «черной жемчужиной» — мистическим детективом в антураже СССР. Город Андроповск, 80-е годы, знакомые имена и фамилии… А еще таинственные исчезновения, погони и расследования. Уверены, вам понравится!

Тайна черной «Волги» — https://author.today/work/201141.

На черной-черной улице… — https://author.today/work/261245.

— У нас очень много говорилось о деградации русской архитектурной школы, — комсомольский поэт Котиков от волнения раскраснелся. — Мол, после старта массового типового строительства наши города потеряли свой облик. Но давайте поговорим о советском архитектурном модернизме. Если кто-то из вас бывал на Домбае, то наверняка видел гостиницу в форме летающей тарелки. Это на горе Мусса-Ачитара, больше двух километров над уровнем моря. Построили ее в шестьдесят девятом году, как раз в самый разгар типового строительства. Или вот, например, Омский музыкальный театр. Год постройки — восемьдесят первый, совсем недавно. И тоже ни разу не панельная коробка. Я даже вот, принес…

Вася Котиков достал из портфеля листок бумаги и показал нарисованный на нем силуэт здания. А я подумал — в будущем бы ему не пришлось это все вычерчивать самому или просить кого-то. Достаточно было бы распечатать фотографию из интернета. Эх, двадцать первый век! Какую ламповую теплоту растерял ты!

— Посмотрите, его называют трамплином, а вообще, по задумке, он должен с одного ракурса напоминать парус, с другого же — концертный рояль…