– И что же товарищам из ЦК помешает?

– А ничего не помешает. Только вот формулировочка будет другая. Нельзя же за месяц до войны сажать вас за развал авиации. Поэтому или «троцкистский», а еще лучше «испанский» заговор.

– Это вздор! Ни в каких заговорах я не участвовал и не собираюсь участвовать! Я коммунист! Верный ученик партии и товарища Сталина! Вот, значит, зачем весь этот разговор. Провокация!

– Яков, окстись. Какая провокация? Оглянись вокруг. Мы тут вдвоем, даже мои парни из-за шума моторов не слышат, о чем разговор.

– Да?! А зачем ты тогда затеял весь этот разговор?

– Я же говорю, мне нужна помощь.

– И какая, позвольте спросить?

– А ты знаешь, что в переводе с французского «генерал-инспектор» значит «палкой по башке»?

– Чего? – переспросил сбитый с толку Яков.

– Та вакханалия, что сейчас творится в авиации, возможна только в трех случаях: начальство – предатели, дураки или лентяи. Причем лентяи не только в прямом смысле слова, но и интеллектуальные. Последнее и к тебе, Яков, относится. Глаза замылились, и кажется, что все в порядке, все идет своим чередом. Падают самолеты, так всегда падали, нет радиостанций на машинах, так никогда не было. Или вон Копец лично на истребителе по аэродромам носится. Отличный комполка был бы, а его на округ кинули. Ему ли систему ломать.

– По-твоему, генерал Копец – дурак?

– По-моему, опыта у него нет такой махиной руководить. И если честно, мне похрен, почему сейчас так, а не иначе. Прошлое мы не изменим, но у нас есть еще несколько месяцев. И у тебя есть два варианта. Или плюнуть на все мной сказанное, тогда пусть все будет как будет. Или взять палку и бить по башке всех, от командующих округами до последнего комполка, пока они не приобретут рефлекс выполнять приказы. Мы подняли документацию, которая идет в дивизии из НКО и Генштаба, так всем буквально на все насрать.

– Стоп, Виктор! Меня же скоро, по твоим словам, расстреляют!

– Это если ты в сторону отойдешь. Я сказал Мехлису, что проверка согласована с тобой.

– Что?!

– То. Да, рискнул. Но ты мне нужен позарез. Решай. У тебя шанс вскочить, так сказать, на подножку. Мы это представим так, что ты видел эти безобразия, но через Рычагова сделать ничего не мог.

– А как же Павел Васильевич?

– Ну кто-то же должен ответить. Но если начинать сейчас, то даже его не расстреляют, а просто понизят; считай, жизнь ему спасешь.

– То есть моя роль – утопить начальника Главного управления ВВС РККА?

– Да нет же! Твоя роль – за несколько месяцев из аморфной, почти не связанной массы авиасоединений создать структуру, способную дать отпор люфтваффе. Справишься – спасешь и сослуживцев, и себя с семьей. А до кучи еще жизни сотен летчиков и десятков тысяч мирных жителей.

– А Рычагов?

– А замерзший младший лейтенант Кошляк?

Оба командира замолчали, вымотанные нервным тяжелым разговором.

– У тебя, конечно же, есть план.

– Относительно тебя или ВВС?

– Давай сначала про авиацию.

– У меня есть общая концепция, но претворять ее в жизнь придется тебе. И сразу скажу, до начала войны всё ты не успеешь.

– Обнадежил.

– Борис, будь добр, принеси портфель, – крикнул Самойлов вглубь салона.

Один из сопровождающих майора поднялся и направился к ним, держа в руках портфель непривычной угловатой формы. При ближайшем рассмотрении Яков с удивлением понял, что это скорее переносной сейф, обтянутый кожей, да еще пристегнутый довольно толстой цепочкой к запястью Бориса.

– Так, так, стоп, – запротестовал Смушкевич, увидев, как майор вытаскивает из «сейфа» картонную папку, – давай вкратце, своими словами самое основное.

Не спеша убрав папку обратно, майор чуть пожал плечами, как бы извиняясь перед сопровождающим.

– Зато ноги размял, – улыбнулся в ответ Борис.

Дождавшись, когда боец вернется на место, майор повернулся к Якову.

– Первое. Дисциплина. Дураки должны отсеяться, а предатели и лентяи, если таковые окажутся, должны бояться не выполнить приказ.

– Так понимаю, ты не сомневаешься, что и первые и вторые будут. И как же я их заставлю эти приказы выполнять? Сейчас, как мы видим, с этим не очень.

– Если необходимо, направь своего человека в штаб каждого корпуса, каждой авиадивизии, и пусть там знают: малейший саботаж или трусость закончатся трибуналом. Если надо, с Берией согласуй.

– Не слишком ли круто забираешь, товарищ майор? – Смушкевич поежился, начиная нутром осознавать, что Виктор ему не врет и не запугивает. Если весной количество аварий увеличится, то дело и для него, и для Павла Васильевича Рычагова реально может кончиться скверно. А с чего бы им не увеличиваться, если самолеты зимой практически не летали. А каков реальный налет летчиков, он знал лучше Самойлова и без всяких справок и комиссий.