карту и назовите вслух еще парочку (или запишите, что это за карты), и постарайтесь не

забыть их, читая следующие несколько страниц.

Прекрасно. Теперь рассмотрим, как подходят к проблеме запоминания переживаний

ученые. Во время исследования добровольцам показали образец цветной ткани и позволили

рассматривать его в течение пяти секунд[61]. Часть добровольцев в течение 30 секунд после

этого описывала его цвет, а другая часть этого не делала. Затем им показали ряд образцов,

один из которых был того же цвета, какой они видели 30 секундами раньше, и попросили

отобрать исходный цвет. Первым интересным открытием было то, что только 73 % группы

неописывавших смогли его узнать. Другими словами, было ли нынешнее переживание жел-

32

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

того таким же, как переживание желтого полминуты назад, смогли сказать меньше чем три

четверти участников группы. Второе интересное открытие было таково: описание цвета ско-

рее помешало, чем помогло его узнать. Сделать это смогли только 33 % группы описывав-

ших. Видимо, словесные изложения «переписали» воспоминания о самом переживании, и

участники группы запомнили в результате не то, что пережили, а свои  слова о переживании.

Но эти слова были недостаточно ясны и точны, чтобы помочь узнать цвет, который испыту-

емые увидели снова всего через 30 секунд.

В подобное положение попадали многие из нас. Мы рассказываем друзьям, как разо-

чаровало нас «Шардоне» в хваленом бистро или исполнение струнным квартетом нашего

любимого Бартока, но на самом деле в тот момент, когда мы это говорим, мы едва ли пом-

ним действительный вкус вина и игру квартета. Скорее всего, мы помним, как, выходя из

концертного зала, сказали своему спутнику, что и вино, и музыка много обещали, да мало

порадовали. Переживания «Шардоне», струнного квартета, альтруистических поступков и

бананового пирога ярки, комплексны, многомерны и неосязаемы. Одна из функций языка –

помогать нам «ощупывать» их, извлекать и запоминать важные детали, чтобы впоследствии

мы могли анализировать свои переживания и рассказывать о них. В онлайновых архивах  The

New York Times хранятся краткие критические отзывы о кино, а не сами киноленты, занима-

ющие слишком много места на полках и совершенно бесполезные для человека, желающего

без просмотра узнать, о чем фильм. Переживания подобны кинофильмам, снятым в более

чем двух измерениях, и если бы в мозгу сохранялись не краткие описания, а полнометраж-

ные фильмы, головы у нас должны были бы быть в несколько раз больше. И чтобы вспом-

нить и рассказать, оправдал ли поход в театр наши ожидания, приходилось бы прокручивать

весь эпизод в поисках нужного момента. Каждое воспоминание требовало бы ровно столько

времени, сколько занимало на деле вспоминаемое событие, и спроси нас кто-нибудь, нра-

вилось ли нам учиться в школе, воспоминание о школьных годах стало бы на годы нашим

постоянным занятием. Поэтому мы сжимаем наши переживания до одного слова, такого как

«счастье», которое лишь приблизительно передает их суть, но зато будет достоверным и

пригодится нам в будущем. Запах розы в памяти не сохранить, но если вы знаете, что он был

приятен и  сладок, то понимаете: имеет смысл остановиться и понюхать другую розу.

 

Восприятие различий

 

Наша память о вещах прошедших несовершенна, поэтому сравнение нового счастья с

воспоминанием о старом – не слишком удачный способ определить, действительно ли два

субъективных переживания были разными. В таком случае давайте попробуем несколько

изменить подход. Если мы не можем достаточно достоверно вспомнить ощущение, остав-

шееся от вчерашнего бананового пирога, чтобы сравнить его с ощущением от сегодняшнего

доброго дела, возможно, нам поможет сравнение переживаний, которые близки во времени

– и мы в состоянии увидеть разницу между ними. Возьмем, к примеру, эксперимент с образ-

цами разноцветных тканей и представим, что мы проводим его снова, уменьшив промежу-

ток времени между предъявлением первого образца и рассматриванием целого ряда. Может

быть, в таком случае испытуемые узнают первый образец без проблем? Что, если мы умень-

шим время до, скажем, 25 секунд? Или 15? Десяти? Или даже до  доли секунды? И что, если

мы дополнительно облегчим задачу, показав испытуемым всего один проверочный образец

вместо шести, и попросим сказать только, того же ли он цвета, что и первый? Никаких сло-

весных описаний, чтобы не сбивать с толку память, никаких разноцветных образцов, чтобы

не сбивать с толку зрение; малая доля секунды между предъявлением первого образца и

проверочного – упростим задачу до минимума. Теперь-то мы, наверное, можем с уверенно-