гипотезу сжатия шкалы, я мог бы сказать, что глаза у меня открылись со временем, когда

развились мои музыкальные способности, и теперь я понимаю, что в свои 13 лет я не был

счастлив  по-настоящему. Но не кажется ли более разумным применить гипотезу усиления

переживания и сказать, что переживание, которое когда-то доставляло мне удовольствие,

больше его не доставляет? Человек, получивший глоток воды после долгого блуждания в

пустыне, может в этот момент оценить свое счастье как «десятое». Через год такой же гло-

ток принесет ему всего лишь «второе» счастье. Должны ли мы решить, что этот человек

ошибся, оценивая свое счастье в тот момент, когда он выпил жизнетворный глоток из ржа-

вой фляги, или же будет разумнее сказать, что глоток воды может быть источником блажен-

ства или обычным средством утоления жажды в зависимости от имеющегося опыта? Если

скудный опыт скорее сжимает шкалу, чем усиливает переживание, тогда дети, говоря, что

им доставляют наслаждение арахисовое масло и джем, явно ошибаются. И поймут они, что

были неправы, только позже, когда впервые попробуют паштет из гусиной печенки. А потом,

когда от жирной пищи у них начнутся нелады с сердцем, они поймут, что были неправы.

Нам пришлось бы каждый день отрекаться от вчерашнего дня, если бы мы переживали все

больше и больше счастья и понимали, что прежде только и делали, что ошибались.

Так какая же из гипотез верна? Этого мы сказать не можем. Но мы  можем сказать, что

всякий человек, считающий себя счастливым, оценивает счастье  со своей точки зрения – с

позиции индивидуума, чей опыт уникален и служит контекстом, линзами, фоном для пере-

живаний сиюминутных. Любая точка зрения имеет под собой основание. Пережив что-то

однажды, мы уже не способны видеть мир таким, как прежде. Невинность потеряна, и вер-

нуть ее никто не в силах. Мы (хотя и не всегда) помним, о чем думали и говорили. Мы (тоже

не всегда) помним, что делали. Но вероятность того, что мы сумеем воскресить переживание

и оценить его так, как оценили бы в былые времена, удручающе мала. В некотором смысле

те курящие сигары, играющие на гитаре, обожающие паштет люди, которыми мы стано-

вимся, имеют не больше оснований говорить от имени людей, которыми мы были прежде,

40

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

чем наблюдатели со стороны. Разделенные близнецы могут сказать нам, как они оценивают

сейчас то чувство, которое переживали, будучи сросшимися, но сказать, что переживают

сиамские близнецы, которых не разделяли, они уже не могут. Похоже ли «восьмое» счастье

Лори и Ребы на наше «восьмое», не знает никто, в том числе и все Лори и Ребы, которые

еще будут.

 

Далее

 

Утром 15 мая 1916 г. начался последний этап одного из тяжелейших походов в истории

– экспедиции полярного исследователя Эрнеста Шеклтона. Корабль Шеклтона «Стойкость»

был затерт льдами в море Уэдделла, а сам он вместе с экипажем высадился на остров Эле-

фант. Через семь месяцев Шеклтон и пятеро членов его экипажа покинули остров на спаса-

тельной шлюпке, в которой и провели три недели, преодолевая путь в 800 миль по холод-

ному бушующему океану. Добравшись до острова Южная Георгия, умирающие от голода,

обмороженные полярники собрались высадиться на берег. Им предстояло пройти пешком

через весь остров в надежде отыскать на противоположном берегу китобойную базу. Глядя

тем утром в лицо практически верной смерти, Шеклтон писал:

Мы  вошли  в  бухту  через  узкий  проход  с  острыми  скалами  с  обеих

сторон,  заросший  водорослями,  повернули  на  восток  и  поспешили  к

берегу, когда сквозь туман пробилось солнце и плескавшиеся вокруг волны

засверкали.  Выглядели  мы  в  это  ясное  утро  курьезной  компанией,  но

чувствовали  себя  счастливыми.  Мы  даже  запели,  и  если  бы  каждый  из

нас не имел наружности Робинзона Крузо, случайный наблюдатель мог бы

подумать, что мы приехали на пикник куда-нибудь в норвежский фиорд или

в один из чудесных проливов западного побережья Новой Зеландии[70].

Мог ли Шеклтон и в самом деле иметь в виду то, что сказал? Могло ли его  счастье

соответствовать  нашему  счастью  и  существует  ли  какой-то  способ  это  определить?  Как

мы уже видели, счастье – это субъективное переживание, которое сложно передать словами

(и самому себе, и другим людям). Следовательно, оценка справедливости чьих-то притяза-

ний на то, чтобы быть счастливым, – исключительно трудное дело. Но тревожиться рано –

потому что прежде, чем дело пойдет на лад, оно станет еще труднее.

41

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

 

Глава 3

Взгляд внутрь снаружи