что оба имеют на самом деле одинаковые эмоциональные переживания, только описывают

их по-разному? Да. Свежеиспеченный миллионер из вежливости демонстрирует радость,

а владелец револьвера, возможно, переживает восторг, но поскольку недавно возле Боль-

шого Барьерного рифа он обменялся рукопожатием с Богом, то описывает свой восторг как

простое удовлетворение. Это – настоящие проблемы, важные проблемы, и мы совершили

бы глупость, заключив на основании этих двух отчетов, что револьвер счастья не прино-

сит. А вот если мы раздадим  миллион пистолетов и  миллион конвертов с деньгами, и если

90 % людей, получивших деньги, скажут, что они счастливее 90 % людей, получивших ору-

жие, шансы, что словесное описание переживания нас обманет, будут действительно очень

малыми. Сходным образом, например, если один человек скажет нам, что сегодняшний бана-

новый пирог доставил ему больше удовольствия, чем вчерашний ореховый, мы будем вправе

усомниться в его утверждении – ведь он может ошибаться, вспоминая свое предыдущее

переживание. Но если то же самое мы услышим от сотен или тысяч людей, часть которых

отведали ореховый пирог раньше, чем банановый, а другая часть – позже, у нас будут все

основания подозревать, что разные пироги действительно вызывают разные переживания,

одно из которых приятнее, чем другое. Каковы шансы, что  все эти люди ошибаются, вспо-

миная банановый пирог как более вкусный?

Главная проблема науки о переживаниях такова: если одна из гипотез – сжатия шкалы

или усиления переживания – верна, тогда каждый из нас по-своему вычерчивает график

соотнесения переживаемого опыта со своими словами о нем. И поскольку субъективными

переживаниями мы способны поделиться только при помощи слов, точное измерение их

истинной природы никогда не будет возможным. Другими словами, если шкала пережива-

ния и шкала описания градуированы чуть по-разному для каждого человека, то  ученые не

в силах сравнить утверждения двух людей. Это – проблема. Однако заключается она не в

слове «сравнить», а в слове «двух». Два – очень маленькое число. Когда людей будет две

сотни или две тысячи, различия в градуировках разных индивидуумов перестанут иметь

значение. Если бы рабочие фабрики, производящей все на свете линейки и рулетки, пере-

пились однажды на праздничной вечеринке и выпустили миллионы отличающихся по раз-

меру измерительных приборов, мы так и не узнали бы, что больше – динозавр или репа,

измерь вы динозавра одной такой линейкой, а я репу – другой. Но если сотни людей с сот-

нями линеек придут к одному из этих объектов и измерят его, из этих измерений можно

будет вывести среднее число, и мы в конце концов убедимся, что ящер действительно круп-

50

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

нее корнеплода. Ведь каковы шансы, что все люди, которые измеряли динозавра, пользова-

лись только длинными линейками, а все, кто измерял репу, – короткими? Да, такое  вероятно,

и шансы можно подсчитать с достаточной точностью, но лучше я сэкономлю вам время и

скажу – они настолько незначительны, что попытка записать число на бумаге поставила бы

под угрозу мировой запас нулей.

Главная установка такова: правдивый, сделанный в реальном времени отчет внима-

тельного человека – это несовершенное приближение к его субъективному переживанию,

но других вариантов нет. Когда фруктовый салат, любовник или джазовое трио слишком

несовершенны на наш вкус, мы перестаем есть, целоваться и слушать. Но закон больших

чисел говорит о том, что если измерение на наш вкус слишком несовершенно, не следует

прекращать измерения. Как раз наоборот – следует измерять снова и снова, пока мелкие

погрешности не уступят натиску фактов. Те субатомные частицы, которые могут находиться

одновременно везде, словно аннулируют поведение друг друга, и поэтому большие скоп-

ления  частиц,  которые  мы  называем  коровами,  автомобилями  и  канадцами,  именно  ими

и остаются. По тому же принципу большое количество отчетов о переживаниях позволит

несовершенствам одних аннулировать несовершенства других. Отчет отдельного человека

нельзя считать безупречным и абсолютно точным показателем переживания – ни вашего, ни

моего, – но если мы зададим один и тот же вопрос достаточно большому количеству людей,

мы можем быть уверены в том, что средний ответ будет более-менее точным показателем

среднего переживания. Наука о счастье требует, чтобы мы принимали в расчет расхождения,

и поэтому информация, которую она нам предоставляет, бывает не совсем верна. Хотите

поспорить? Тогда подбросьте монету еще раз, достаньте свой бумажник, и пусть Пол нальет

мне еще кружечку «Гиннесса».

 

Далее