нибудь идею, то мы не можем не иметь уверенности в том, что в это время

вне нас действительно существует нечто, воздействующее на наши чувства

и через них дающее знать о себе нашим воспринимающим способностям

и  действительно  вызывающее  ту  идею,  которую  мы  воспринимаем  в  это

время.  Мы  не  можем  столь  мало  доверять  свидетельству  своих  чувств,

чтобы  сомневаться  в  том,  что  те  совокупности  простых  идей,  которые

нашими чувствами воспринимаются соединенными вместе, действительно

существуют вместе29.

28 Баум Л.Ф. Удивительный волшебник из страны Оз. – М.: РИПОЛ классик, 1998. –  Прим. пер.

29 Локк Д. Эссе о человеческом понимании // Избранные философские произведения: В 3 т. – М.: Соцэкгиз, 1960. Т.

2. –  Прим. пер.

59

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

Другими словами, мозг верит, а  не притворяется верящим. Люди видят гигантские

головы без туловища потому, что в тот момент гигантские головы без туловища действи-

тельно имеются в их поле зрения, и единственным вопросом для психологически мысля-

щего философа было то, каким образом мозг совершает этот изумительный акт достовер-

ного отражения. Но в 1781 г. немецкий профессор Иммануил Кант бросился в угол зала,

опрокинул ширму и разоблачил мозг как обманщика высочайшего класса. Кантовская новая

теория  идеализма гласила, что наше восприятие – это результат не физиологического про-

цесса, посредством которого глаза каким-то образом передают изображение мира в мозг, но,

скорее, результат психологического процесса, который объединяет то, что видят наши глаза,

с тем, что мы думаем, чувствуем, знаем, хотим и считаем, и затем использует это сочетание

чувственной информации и знаний, полученных ранее, чтобы сконструировать восприятие

реальности. «Рассудок ничего не может созерцать, а чувства ничего не могут мыслить, –

писал Кант. – Только из соединения их может возникнуть знание»30. Историк Уилл Дюрант

совершил немалый подвиг, суммировав кантовские рассуждения в одной фразе: «Мир, каким

мы его знаем, это конструкция, конечный продукт, можно сказать, переработанное изделие,

формы которому придает влияние разума в той же мере, что и влияние самого мира»[100].

Кант доказывал, что восприятие человеком головы без туловища  создается из его знания о

головах без туловища, памяти о головах без туловища, веры в головы без туловища, нужды

в головах без туловища и временами – но не всегда – из действительного наличия такой

головы. Отображение в нашем разуме объекта – это не фотография, а портрет, демонстри-

рующий нам руку художника в той же мере, что и внешний вид самого объекта.

Эта теория стала откровением, и в последующие века психологи расширили ее. Они

обнаружили, что подобное открытие совершает на своем веку каждый индивидуум. В 1920-

х гг. психолог Жан Пиаже заметил, что маленькие дети часто не делают различия между

своим восприятием объекта и его действительными свойствами, поэтому обычно верят, что

вещи на самом деле таковы, какими они их видят, – и что другие должны их видеть такими

же. Когда двухлетние дети играют вместе и один из них видит, как второй малыш выходит

из комнаты, а взрослый человек достает из коробки печенье и прячет его в ящик стола, он

ожидает, что его приятель, вернувшись, будет искать печенье в ящике, – хотя того и не было

в комнате, когда взрослый печенье перекладывал[101]. Почему? А потому, что ребенок знает

о том, что печенье – в ящике, и полагает, что все остальные тоже должны это знать. Не

делая различия между  вещами в мире и  вещами в разуме,  ребенок не в состоянии понять,

каким образом в разных разумах могут содержаться разные вещи. По мере взросления дети,

конечно, переходят от реализма к идеализму, начиная понимать, что восприятие – это всего

лишь точка зрения, и то, что они видят, не всегда будет тем, чем кажется, и поэтому два

человека могут воспринимать одну и ту же вещь по-разному. Пиаже заключил, что «ребенок

– реалист в своем мышлении» и что «его развитие заключается в освобождении от этого

изначального реализма»[102]. Другими словами, обычные люди, подобно философам, начи-

нают с реализма, но достаточно быстро от него избавляются.

 

Бегство реализма

 

Но  если  реализм  и  уходит,  то  не  слишком  далеко.  Исследования  показывают,  что

даже взрослые люди при определенных обстоятельствах действуют как реалисты. Во время

одного эксперимента, к примеру, двух взрослых добровольцев сажали по разные стороны

полки с игрушками (рис. 9)[103]. Некоторые из отделений на полке были открыты с обеих сто-

рон, так что стоявшие там большой и среднего размера автомобильчики видели оба испы-