Психологическая иммунная система – это система оборонительная, и подчиняется она

тому же самому принципу. Когда переживания заставляют нас чувствовать себя достаточно

несчастными, она подгоняет факты и находит виноватых с целью предложить нам более

позитивное видение. Но она занимается этим  не всякий раз, когда мы почувствуем малей-

ший  укол  ревности,  досаду  или  разочарование.  Расстроившаяся  свадьба  и  увольнение  с

работы – это широкомасштабные нападения на наше счастье, приводящие в действие пси-

хологическую оборону, но из-за сломавшегося карандаша, ушибленного пальца или мед-

ленно ползущего лифта она не запускается. Сломавшийся карандаш может вызвать досаду,

но серьезной угрозы нашему психологическому благополучию он не представляет, и, следо-

вательно, оборона не нужна. Парадоксальное следствие этого факта таково: иногда бывает

сложнее добиться позитивного видения плохого переживания, чем  очень плохого пережи-

вания. Например, во время одного исследования добровольцами были студенты, которым

предложили  вступить  в  университетский  клуб.  В  ритуал  посвящения  входили  три  удара

током[259]. Некоторым добровольцам досталось воистину ужасное переживание, поскольку

удары, ими полученные, были очень сильными (группа усиленного посвящения), а другим

– всего лишь не слишком приятное, поскольку удары были относительно слабыми (группа

мягкого посвящения). Несмотря на то что людям как будто не нравится испытывать физиче-

скую боль, добровольцы из группы усиленного посвящения на самом деле полюбили этот

клуб больше. Сила страдания запустила оборонительную систему, которая сразу же и начала

выстраивать позитивное и заслуживающее доверия видение этого переживания. Такое виде-

ние создать нелегко, но возможно. К примеру, физическое страдание – это плохо («О боже,

да меня почти искалечили!»), но оно не  абсолютно плохо, если то, из-за чего страдают, –

вещь очень ценная («Зато я войду в  самую элитную группу  самых интересных людей!»). И

действительно, исследования показывают, что люди, получая удары током, на самом деле

чувствуют  меньше боли, когда верят, что страдают ради чего-то очень ценного[260]. Сильные

удары были неприятны достаточно, чтобы запустить психологическую оборону, а слабые

этого сделать не смогли, следовательно, добровольцы ценили клуб тем больше, чем болез-

неннее было посвящение[261]. Если вы когда-нибудь прощали мужу по-настоящему серьез-

ный проступок, но все еще дуетесь на него из-за царапины на дверях гаража или носков,

разбросанных по всей спальне, значит, этот парадокс знаком и вам.

Сильное страдание запускает те самые процессы, которые его уничтожают, а слабое –

нет; из-за этого нам и бывает так трудно предсказать свое эмоциональное будущее. К при-

меру, что хуже – если лучшая подруга оскорбит вас или вашего кузена? Как бы вам ни нра-

вился кузен, держу пари, что вы себе нравитесь больше, поэтому вы считаете, вероятно, что

будет хуже, если оскорбят вас. И вы правы. Это  будет хуже. Сначала. Но поскольку сильное

страдание запускает психологическую иммунную систему, а слабое нет, вы через некоторое

время с большей вероятностью создадите позитивное видение оскорбления, нанесенного

вам («Фелиция назвала меня ходячим несчастьем… что ж, она меня и раньше подкалывала»),

чем оскорбления, нанесенного кузену («Фелиция назвала ходячим несчастьем Дуэйна… она

права, конечно, но с ее стороны это не слишком хорошо»). Парадокс заключается в том, что

в конечном счете вы, будучи  жертвой оскорбления, можете чувствовать себя лучше, чем

если были стали его  свидетелем.

Эта  возможность  была  проверена  исследованием,  в  ходе  которого  два  добровольца

выполняли тест на качества личности, после чего  один из них получал письменный отзыв

123

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

психолога[262]. Отзыв был профессиональным, подробным и откровенно негативным. В нем

содержались  такие  высказывания,  как  «у  вас  мало  качеств,  отличающих  вас  от  других

людей»  и  «окружающие  любят  вас  в  основном  потому,  что  вы  не  представляете  угрозы

их авторитету». Читали его оба добровольца, которые потом отчитывались, насколько им

понравился писавший его психолог. Парадоксально, но добровольцам, которые были  жерт-

вами негативного отзыва, психолог нравился больше, чем тем, которые были всего лишь  сви-

детелями. Почему? А потому, что свидетели сердились («Разве можно так поступать с чело-

веком?!»), но не были подавлены, и, следовательно, психологическая иммунная система не

пыталась смягчить их чувства. А жертвы  были подавлены («Я – классический неудачник!»),