вают, что сделает нас счастливыми, а что не сделает, и тем не менее, несмотря на всю эту

практику и весь этот инструктаж, кульминацией поиска счастья часто становится вонючая

кучка. Мы ждем, что нас осчастливят очередной автомобиль, очередной дом или очередное

продвижение по службе, хотя предыдущие этого не сделали, и не обращаем внимания на

предупреждения других о том, что счастья не принесут и последующие. Почему же мы не

учимся избегать этих ошибок, как учимся избегать пачканья штанишек? Если практика и

65 Перевод Е. Н. Бируковой. –  Прим. пер.

131

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

инструктаж учат нас сохранять штанишки чистыми, почему они не учат нас предсказывать

свои будущие эмоции?

 

Наименее вероятные случаи

 

В том, что мы становимся старше, есть много хорошего, но никто не знает, чего именно.

Мы ложимся спать и встаем в неподходящее время, едим не то, что хочется, а то, что можно,

и принимаем пилюли, помогающие помнить, какие еще пилюли нужно принять. На самом

деле в том, что мы становимся старше, хорошо лишь одно – те люди, у которых еще все

волосы на месте, вынуждены нам уступать и завидовать богатству наших переживаний. Они

считают нашу опытность богатством, поскольку думают, что она помогает нам не повто-

рять ошибок – и порой это действительно так.  Существуют кое-какие переживания, кото-

рых те, кому они выпали на долю, и вправду не повторят. Купание кошки, например, после

того как переберешь мятного шнапса, – подобное случается запомнить по причинам, о коих

я лучше не буду рассказывать. С другой стороны, существует множество ошибок, которые

мы, столь умудренные опытом люди, совершаем почему-то снова и снова. Вступаем в брак

с людьми, удивительным образом похожими на тех, с кем мы уже развелись; отправляемся

на ежегодные семейные сборища и даем ежегодную клятву никогда туда больше не ездить;

тщательно рассчитываем месячные расходы, чтобы опять не дотянуть до зарплаты. Объяс-

нить эти рецидивы довольно трудно. Разве нам не следует извлекать уроки из переживаний?

Воображение, разумеется, имеет свои недостатки, и, может быть, вполне закономерно то,

что мы неверно предсказываем чувства, которые вызовут у нас будущие события, поскольку

прежде мы этих событий не переживали. Но если мы уже побывали замужем за трудоголи-

ком, проводившим больше времени на работе, чем дома; если уже присутствовали на семей-

ном сборище, где тети сражались с дядями, норовившими всячески обидеть кузин; если уже

сидели на рисе и бобах, не чая дождаться зарплаты, – разве не должны мы воображать все

эти события с достаточной степенью точности и, следовательно, предпринимать какие-то

шаги, дабы избежать их повторения?

Должны, и даже делаем это, но не так часто и хорошо, как следовало бы ожидать. Мы

стараемся повторить те переживания, которые вспоминаем с удовольствием и гордостью, и

стараемся избежать повторения тех, которые вспоминаем с сожалением и стыдом[275]. Беда в

том, что мы помним их неточно. Воспоминание о переживании  ощущается нами как откры-

вание ящика и вынимание оттуда рассказа, который был сдан в архив в день своего напи-

сания, но, как мы уже знаем из предыдущих глав, это ощущение – одна из самых слож-

ных иллюзий нашего мозга. Память – не послушный секретарь, хранящий точную копию

переживания, но умелый редактор, вырезающий и откладывающий его ключевые моменты,

чтобы использовать их для переписывания рассказа всякий раз, как мы просим его перечи-

тать. Метод «вырезания и откладывания» обычно прекрасно срабатывает, поскольку редак-

тор чаще всего прекрасно знает, какие элементы важны, а какие несущественны. Поэтому

мы и помним, как выглядел жених, целуя невесту, но не помним, в каком ухе ковыряла в

тот момент его сестра. Увы, сколь бы совершенным ни было искусство редактора, у памяти

все же имеется несколько вывертов, заставляющих ее неверно воспроизводить прошлое и,

следовательно, вынуждающих нас неверно воображать будущее.

Не знаю, к примеру, часто ли вы  употребляете слова из четырех букв, но думаю, что

вы никогда не подсчитывали количество таких слов. Что ж, попробуем прикинуть: каких

слов из четырех букв в английском языке больше – тех, которые начинаются на букву «K»,

или тех, в которых «K» будет третьей буквой? Если вы похожи на большинство людей, вы

наверняка предположите, что количество первых превосходит количество вторых[276]. Чтобы

132

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

ответить на вопрос, скорее всего, начнете их припоминать («М-м-м… kite, kilt, kale…»)66,

и поскольку окажется, что первые слова припомнить легче, чем вторые, вы предположите,