ного героя. Сцена до такой степени неуместная, как мне кажется, до такой степени притор-

ная и лишняя, что я сказал жене: «Все, с меня довольно» – то же самое, что сказал и в 1993 г.,

да еще и на весь кинотеатр. Первые 98 % фильма были великолепны, заключительные 2 %

– просто глупы, и я запомнил, что фильм мне не понравился, потому что он плохо кончился

(для меня). Это довольно странно, поскольку я видел огромное количество фильмов, кото-

рые были хороши куда меньше, чем на 98 %, и тем не менее помню, что понравились они

мне больше. Разница же заключается в том, что в этих фильмах неудачные эпизоды прихо-

дились на начало или середину – куда угодно, но только не на самый конец. Так почему же

фильмы среднего качества, которые заканчиваются великолепно, нравятся мне больше, чем

почти совершенные фильмы с неудачным финалом? Разве я, в конце концов, не получаю в

целом намного больше удовольствия от почти совершенного фильма, чем от среднего?

Да, но, наверное, это не имеет значения. Как мы уже видели, в памяти сохраняется

не полнометражный фильм нашего воспоминания, а своеобразный конспект, и в число осо-

бенностей памяти входит одержимость финальными сценами[282]. Когда мы слышим ряд зву-

ков, читаем ряд букв, смотрим ряд картинок, обоняем ряд запахов или встречаем ряд людей,

мы  проявляем  отчетливую  тенденцию  запоминать  объекты  в  конце  ряда  гораздо  лучше,

чем в начале или середине[283]. И когда мы оглядываемся на ряд в целом, на наше впечатле-

ние сильно влияют его последние объекты[284]. Эта тенденция особенно сильна, когда мы

оглядываемся на переживания удовольствия или боли. Например, в ходе одного исследова-

ния добровольцев просили погрузить руку в холодную воду (распространенное лаборатор-

ное задание, довольно болезненное, но вреда не причиняющее) и следили за изменениями

дискомфорта, который те испытывали, при помощи электронной измерительной шкалы[285].

Каждый доброволец прошел через два испытания – короткое и долгое. В первом случае

испытуемые погружали руку на 60 секунд в ванночку с водой, температура которой была

57 градусов по Фаренгейту67. А в долгом испытании – погружали руку на 90 секунд, в тече-

ние 60 из которых температура воды оставалась 57 градусов, а в последние 30 слегка повы-

шалась – до 5968. Таким образом, быстрое испытание заключалось в 60 секундах холода, а

долгое –  в тех же 60 секундах холода с добавлением еще 30 прохладных секунд. Какое же

из них было болезненнее?

67 Около 14 градусов по Цельсию. –  Прим. пер.

68 15 градусов по Цельсию. –  Прим. пер.

135

Д.  Гилберт.  «Спотыкаясь о счастье»

Что ж, это зависит от того, что мы имеем в виду под «болезненностью». Долгое испы-

тание,  конечно,  включало  в  себя  большее  количество  болезненных  моментов.  Электрон-

ные показания свидетельствовали, что добровольцы действительно переживали в первые 60

секунд одинаковый дискомфорт, а в последующие 30 (в долгом испытании) – значительное

его усиление. Но когда их позднее просили вспомнить свои переживания и сказать, какое

из испытаний  было болезненнее, они обычно отвечали, что короткое. Хотя при долгом им

приходилось терпеть пребывание в холодной воде в полтора раза дольше, в конце вода ста-

новилась чуть-чуть теплее, и испытание запоминалось как менее болезненное. Пристрастие

нашей памяти к финалам объясняет, почему женщины часто вспоминают роды как менее

болезненные, чем те были на самом деле[286], а пары, чьи отношения испортились, вспоми-

нают, что не были счастливы с самого начала[287]. Как писал Шекспир: «И старца умираю-

щего шепот / Стократ звучней, чем болтовня юнца. / Кончают песнь сладчайшим из созву-

чий, / Всех ярче в небе след звезды падучей»69.

То обстоятельство, что мы часто судим об удовольствии от переживания по его окон-

чанию, заставляет нас порой делать довольно странный выбор. Когда экспериментаторы,

проводившие исследования с холодной водой, спрашивали у добровольцев, какое испыта-

ние те предпочли бы повторить, 69 % выбирали долгое – то есть  то, которое влекло за собой

лишние 30 секунд боли. И выбирали они его потому, что запоминали как менее болезненное.

В разумности такого выбора легко усомниться – «совокупное удовольствие» от пережива-

ния зависит, в конце концов, как от качества, так и от количества составляющих его момен-

тов, а эти добровольцы количества явно не учитывали[288]. Но его разумность так же легко

и оправдать. Мы скачем верхом на механическом быке и позируем для фотографии с кра-

соткой-кинозвездой не потому, что эти кратковременные переживания так уж приятны. Мы

делаем это для того, чтобы провести остаток жизни, предаваясь блаженным воспоминаниям