Теодор в своей жизни видел не слишком много развалин. Что в них смотреть? Пустующее здание с кое-где сохранившимся потолком. На стенах в бликах импровизированного факела мелькали иногда сохранившаяся роспись на стенах, или фрески. Арочные ходы из помещения в помещение. Всё затянуто ползучими растениями, кустарники и отдельные деревья прочно пустили корни в ряде комнат.

Было видно, что этому особнячку очень много лет. По материалу стен можно было судить о том, где его достраивали и перестраивали. И вот в старой части этого старого особняка Теодор, бродящий по нему и меняя импровизированные факелы, и обнаружил следы деятельности врагов. В не самой большой комнатке, заваленной всяким мусором и обломками, он обнаружил копьё. Обычное копьё, с широким наконечником, правда, очень иззубренным. Здесь же были разбросаны комья земли, но ни ям в каменном полу, ни каких-либо нор, дыр не было. В других комнатах больше земли, лежащей поверх мусора, обнаружено не было.

Вернулся обратно в ту комнату, из веток запалил небольшой костёрчик и начал осматриваться внимательнее. Немного походил из угла в угол, а потом носком сапога начал откидывать мусор и вскоре повезло. Пол был набран из небольших плит, края которых носили следы того, что их пытались выковырнуть, но только одна плитка несла следы свежей, уже подсохшей грязи. Подхватив копьё, наконечником которого Лемк попытался подцепить плитку, придавил посильнее и уже, видимо, расшатанная, она довольно легко вылезла из паза, открыв вид на узкий и короткий лаз.

— И вот сюда в кольчуге тот сарацин пролез? Да как?!

Посветив вниз, он увидел, что это даже не лаз, а так, небольшой отнорок. Кинул туда горящую ветку, но она, зашипев затухла от накопившейся на полу воды. Вздохну, приготовил на скорую руку факел и пролез вниз. Развернуться там было негде, и чуть не обжёгся в первый момент, но слава богу, что идти всё-таки далеко не надо было. Буквально три шага и конец. И тут же лежит старая кожаная сумка, уже настолько старая и рассыревшая в этом подполе, вся покрытая плесенью, что, когда Теодор тронул её сапогом, она с лёгкостью порвалась. А через разрыв в коже наружу высыпались несколько монет, мелькнувших ослепительными искорками в свете огня.

Выбираясь назад и придерживая тяжеленный кулёк из рубахи, Теодор услыхал какие-то странные звуки снаружи. Как назло, он не взял с собой ни пороха, ни аркебузу.

— Дурак, какой же дурак… — тихо на себя начал нашёптывать он, доставая своё единственное взятое с собой оружие — нож. А ведь у него стояли рядом все мушкеты и аркебузы недалеко от костра, и пистоль же лежал недалеко. Вот что стоило сунуть его себе за ремень? Дурак, тупица, олух! Но если там люди, то таится сейчас глупо, вряд ли от них укрылся свет огня в руинах особняка. Убежать? Так ещё неизвестно кто там вообще снаружи. Да и далеко ли убежать в ночном незнакомом лесу городскому жителю с одним ножом… Единственное, так это не стоит сейчас светить своей находкой. Кулёк, или уж свёрток, был положен под один из недалеко растущих кустов, а сам Теодор осторожно пошёл наружу.

Людей у костра не было. Животных, впрочем, тоже. Тишина. Лишь кони беспокойно всхрапывали.

Но вот опять раздался звук. Только это уже не было похоже на шорох. Скорее на скрежет гигантских зубов. Потом звук повторился. Вновь Лемк не понял откуда он шёл. А вот когда началось рычанье, то он понял — звук шёл от ямы, куда он сваливал тела убитых сарацин.

Волки? Шакалы?

Ну кто бы то ни был, а надо действовать разумнее. Теодор, подойдя к костру, проверил как Раду и Паск, а затем, положив рядом с собой фитили, с одним тлеющим, он начал заряжать всё доступное огнестрельное оружие и раскладывать рядом с собой.

Чуть в стороне от костра, который освещал почти всю поляну, были выложены тела убитых ромеев. Лёжа ногами к костру, отсветы танцующего пламени придавали причудливый вид того, что будто бы мёртвые шевелят ногами и руками, и вот-вот будут вставать. Вкупе с хрустом и рычаньем, что раздавалось от ямы, Лемк сидел как на иголках, намотав один фитиль на предплечье и нервно оглядываясь на любой шорох и хруст из леса.

Так продолжалось довольно долго. Луна успела значительно сместится по небосклону, когда все звуки затихли. Ни сверчка, ни птички, ни шелеста листьев. Ничего. Даже кони стояли беззвучными изваяниями.

Тишина была такая, что треск ветки в огне раздавался в ушах пушечным выстрелом.

А потом крайнее тело ромея на самом деле шевельнулось. А у Лемка зашевелились волосы.

— Отче наш, Который на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое… — начал быстро-быстро бормотать он первую вспомнившуюся молитву.

Сапоги мертвеца опять вздрогнули вполне отчётливо, а потом они начали медленно отдаляться, как будто тот пополз. Или его потащили.