Валентайн, который в этот момент потянулся за мясом, так и не доставшимся Дракуленку (уверена, он мне еще это припомнит), замер.

— Вопрос без подвоха, — сказала я. — Мне правда интересно.

— Правда интересно?

— Правда. Прошлое — это прошлое. Ну, если, разумеется, это не нарушает твое личное пространство, — последнее я произнесла с улыбкой.

Он молчал достаточно долго. Настолько долго, что я уже решила, что мне не светит ничего больше узнать об Эстре, тем не менее, когда передо мной очутилось блюдо с мясом и овощами, Валентайн все-таки заговорил:

— Амильена из очень древнего рода светлых. Одно время ее даже прочили в невесты Сезару Драгону. В смысле, предполагали, что ее отец договорится с Ферганом, но…

— Женевьев оказалась шустрее.

— Нет, — теперь уже улыбнулся Валентайн.

— Нет?

— Амильена отказалась.

— Отк… — я поперхнулась водичкой. — В смысле…

— Еще до того, как они начали договариваться. Отец ее любит безумно, поэтому он даже не стал рассматривать такой вариант.

— То есть вот так все легко? И просто? Она отказалась, отец сказал: «Пофиг, детка, пошлем наследного принца»?

— Случай не совсем обычный для Даррании, согласен, — Валентайн улыбнулся снова. — Но тем не менее он имел место быть. У Амильены с отцом особая связь, она его перворожденная. Но дело даже не в этом, он действительно всегда и во всем ее поддерживал, поддержал даже ее решение остаться преподавать в Академии.

— Вы на одном курсе учились?

— Нет. Она старше меня на три года. Единственное, пожалуй, в чем ее отец не поддержал… а точнее, поддержал не сразу — это наша дружба.

Он нахмурился, а я тут же сдала:

— Если не хочешь, не надо об этом говорить.

— Все в порядке, Лена. Этот период, скорее, не захотела бы обсуждать она. Он был достаточно для нее тяжелым, они чуть не поругались с отцом. С тем, кто был для нее дороже всех, с ее первым и единственным на тот момент авторитетом. Он согласился принять ее выбор, когда речь зашла о возможном предложении Фергана, а вот что касается меня…

— Я рада, что у тебя был такой классный друг, — серьезно сказала я.

Поймала искреннее удивление в глазах Валентайна и кивнула:

— Правда. Для меня такой была Соня.

Он нахмурился еще сильнее.

— Лена…

— Да, я знаю, что ее не вернуть, и бла-бла-бла, — я проглотила ком в горле. — Просто рассказываю. Она тоже готова была ради меня на все. Тоже всегда вступалась. Мы с ней…

Я мотнула головой.

— Ладно. Спасибо, что поделился.

— Ты тоже.

— Что? — я вскинула на него глаза.

— Ты тоже поделилась. Расскажешь о ней?

Сначала я хотела отказаться. Просто отказаться — и все, но учитывая, что он только что раскрыл передо мной душу… да и не в этом даже дело. Соня достойна того, чтобы о ней узнали, какая она была. Во всех мирах.

— Она была классная, — сказала я. — Мы познакомились детьми, я только что потеряла родителей, пришла в новую школу, где мне грозило стать затравленным нелюдимым зверьком, но она первая предложила дружить. А потом…

Я рассказала ему обо всем. Действительно обо всем. О нашем первом походе в зоопарк. Как мы вместе ходили в кино. Как сидели на берегу Финского залива, как она всегда выгораживала меня перед учителями и тетей Олей, перед директором, когда я врезала Земскову. О том, как мы впервые сбежали с уроков и вместе получили нагоняй от ее мамы. О том, как она помогала мне с биологией, а я ей — с математикой. О том, как мы вместе тренировались в английском и французском, выбирая какую-нибудь тему и болтая часами. Все-все-все, до той самой последней минуты, последнего дня, когда я согласилась поехать в тот лес. Лучше бы мы пошли в студию.

В студии тоже можно было сделать классное портфолио…

Или, если бы мы пошли в студию, вместе с нами ее бы снесло и разворотило все здание?

Я поняла, что не притронулась к еде с того самого момента, как начала говорить. А еще поняла, что в тарелку падают прозрачные кляксы.

Валентайн поднялся, протянул мне руку, и я ее приняла. Стоило мне тоже встать, он мягко привлек меня к себе, и так мы с ним и стояли. На крыше. А снизу, повторяя течение времени и жизни, несла свои воды река, подсвеченная лентой огней набережной. Струился бесконечный людской поток, а удары сердца Валентайна гулко, словно перетекая в меня, били в мою ладонь.

Глава 18