— Постоим таперича немного. Чичас таможня. Гумаги смотреть будут

Русский удивлённо фыркнул, вскинул голову англичанин. Какая ещё таможня на границе между губерниями? Она же уже, как две сотни лет исчезла!

Свое удивление и возмущение никто им высказать не дал. Резко открылась дверь дилижанса и на подножке появилась крупная фигура поджарого горца, внимательно оглядевшего салон. Одетый в черкеску дорого сукна, перепоясанный наборным ремнем с серебряными бляжками, и странной нагрудной бляхой с золотым двуглавым орлом, влезший в дилижанс мужчина выглядел очень внушительно.

— Господа-хорошие, добро пожаловать в Кавказское наместничество! — неожиданно громко гаркнул он. Затем похлопал правой рукой по нагрудной бляхе, видимо представляясь. — Старший оперуполномоченный кавказского управления государственной безопасности капитан Дзагоев! Ваши документы? Цель приезда? Предъявляем! На основании чрезвычайного распоряжения его высокопревосходительства князя Кавказского все въезжающие обязаны предъявлять свои документы. Несогласные могут отправляться обратно.

Ничего не понимающие, пассажиры аж опешили от такого напора. Даже неподумали что-то против сказать,возмутиться. Оба, покопавшись в багажных сумках, протянули паспорта. Русский даже какое-то рекомендательное письмо вытащил. Особо впечатлился особо.

— Так, господин Чаадаев, понятно. По торговым, значит-ца, делам едите. — горец козырнул и протянул русскому документы обратно. — А вы господин Бонд репортер газеты Таймс? — англичанин с каменным лицом лишь кивал, не произнося ни слова.- Поданный Англии, выходит, — сказано это было с каким-то не очень хорошим подтекстом, что почувствовали все в салоне. — Тогда вынужден вам сделать объявление. Прошу слушать внимательно, — англичанин почему-то дернулся, словно хотел резко встать. Только усилием воли сдержался и остался на месте. Даже, кажется, позволил себе улыбнуться.Железная выдержка. — Как иностранному поданному, вам запрещено появляться на расстоянии ближе одной версты от следующих учреждений и предприятий — Порохового завода господина Рукавишникова, Тифлиской Химической компании «Оксиген», Опытного конструкторского бюро № 1 г. Тифлиса…

Капитан Дзагоев перечислил еще около десятка предприятий с довольно странными названиями предприятий и организаций, часть наименований которых недвусмысленно говорили об их отношении к химическому, военному производству. Еще более странным было другое, что прозвучало сразу же за перечислением запретных к посещению объектов.

—…За нарушение установленного порядка вы будете выдворены за пределы Российской империи. В случае повторного совершения указанного правонарушения вам грозит тюремное заключение. Короче, в Сибирь закатаем, медведей пасти, — ухмыльнулся горец, показывая крупные чуть желтоватые зубы. — Ничего, ничего, господин Бон. Главное, ни чего не нарушайте, и все будет в порядке. Вас все ясно?

У англичанина почему-то задергалась щека. Этот непроизвольный тик он с трудом унял, энергично растерев это место ладонью.

— Вы все более чем внятно объяснили, — с легким акцентом ответил пассажир, не переставая растирать щеку. Кивнул, и даже попутался улыбнуться. Получился, правда, оскал, а не улыбка. Да и в глазах совсем не чувствовалась доброжелательность.

— Вот и хорошо! — проговорил капитан и с силой стукнул по дерево дилижанса. — Эй там, наверху! Трогай! Все в порядке!

Дверца захлопнулась и карета, дернувшись, начала движение.

Некоторое время пассажиры провели в полном молчании. Переваривали, по всей видимости, только что случившееся.

— Нет! Это все возмутительно! — Чаадаев не выдержал где-то на втором получасе с начала отправления. Он взмахнул рукой, скривил лицо, показывая, насколько сильно оскорблено его чувство собственного достоинство. — Как это все бестактно и оскорбительно! Что он себе позволял⁉ Какое право этот гр… язный горец, вообще, имеет право спрашивать наши документы? — его патетическая речь, явно была обращена к своему товарищу по поездке. — Почему он позволял себе в таком тоне разговаривать?

Со стороны послушать, так ему только что было нанесено смертельное оскорбление. Скорее даже, он перенес невиданное по глубине унижение, за которое виновный должен обязательно заплатить. Об этом Чаадаев, бывший как выяснилось еще немного и юристом, продолжал говорить следующий час поездки.

—…Я напишу прошение господину губернатору… Нет! Я напишу самому государю императору. Да, да! Именно так я сделаю! — он даже позволил себе топнуть ногой, всем своим видом демонстрируя, что его возмущению нет предела. — Этот служака обязательно должен за все заплатить! И извиниться… А как он с вами обращался. Что это, вообще, такое было⁈ Вы поданный великой Британской империи, а он… он… — едва не задыхался от возмущения русский. — Пустое место!