Тут было совсем не до смеха. В ружье горца было, наверное, столько свинцового дроба, что выстрели он, всадника вместе с лошадью просто смело бы с дороги. Ведь некоторое имуществом можно было снять и с бездыханного тела.

С вздохом Ринат снял с плеча ружье и осторожно подал ему. Тут его взгляд остановился на ружье горца, точнее его курковой части. Бог мой! Ружье же фитильное было! А кончик фитиля не тлел, в чем сложно было ошибиться. Характерный запах сгорающего пороха сразу же ощущался. Получается, его пугали. На понт брали, как распоследнего штафирку[1] и олуха!

Протягивая свое ружье прикладом вперед, Ринат вдруг резко дернул его вперед. Сильный удар окованной металлом частью приклада чуть челюсть не свернул незадачливому грабителю. Хорошо, он еще немного придержал ружье. А то бы точно пробил голову.

От удара горец сразу же свалился с ног. Тут же, промычав что-то воинственное,попытался встать. Глаза в кучку. Ноги дрожат. Удалось лишь сесть, а не встать.

— Кто ты такой, мил человек? — Ринат слез с коня и присел рядом с неудавшимся грабителем. — Какого рода? Разве не слышал, что имам Шамиль запретил горцам в набеги на русские земли ходить?

Тот несколько минут шипел что-то невразумительное. Глазами вертел. Пытался до своего ружья дотянуться, да все без толку.

— Нет больше нашего имама. Прибрал его Аллах к себе, — наконец, заговорил горец. — Теперь любой может в набег пойти. А ты сам кто такой?

Ринат ответил не сразу. Не каждый день о своей гибели узнаешь. Прислушался к себе. Может он умер, но еще не знает об этом. После с чувством громко рассмеялся в лицо грабителю.

— Ложь. Посмотри на меня! — он внезапно перешел на чеченский и щедро добавил в свой голос металла. — Говоришь о моей смерти, несчастный? Разуй свои глаза! — во взгляде горца появилось недоумение, тут же сменившееся страхом. — Во имя Аллаха, Милостевого и Милосердного! Хвала Аллаху, Господу Миров, Милостевому и Милосердному… — Ринат начал громко читать открывающую Коран суру «Аль-Фатиха», не растягивая, а четко чеканя каждое слово. — Ты, жалкий червяк, что творишь⁈ Я вам какой наказ оставлял⁈ Людей грабить? Может убивать⁈ Может Господь наш тебе такое повелел⁈

До грабителя начало доходить, на кого он посмел напасть. Он поднял руку на самого имама Шамиля, избранника Аллаха! Он оскорбил его своим неверием!Заскулив, стал отползать назад. Лишь бы только не встречаться со пронизывающим взглядом имама.

Признаться, на Рината что-то сильно накатило. Наверное сказалась безумная обстановка последних дней, когда он носился, как белка в колесе, пытаясь разобраться с десятком проблем одновременно. Его аж трясти начало от возмущения и ярости. Он, понимаешь, пашет, как раб на галерах (привет, ВВП). Жилы рвет, чтобы мир на Кавказ принести, чтобы детей и женщин как скот не продавали, чтобы они резать друг друга перестали.

До боли возмутило. Ведь этот оборванец, не один такой, решивший снова выйти на большую дорогу. Получается, все его прошлые усилия напрасны? Значит, снова будет литься кровь, вновь смуглые будут резать светловолосых? А для чего? Чтобы опять кто-то барыш с этого имел⁈ У Рината от этих мыслей в глаза потемнело. Так захотелось по скулящей роже грабителя врезать, что сил просто никаких не было сопротивляться. С трудом себя пересилил.

— Вставай. Свое барахло собирай, домой поедем, — тяжело выдыхая воздух, проговорил Ринат, пиная лежавшего. — Вставай, вставай, не скули. Вон в том курджуме[2] у меня запасная одежда. Себе возьми.

Не верящими глазами горец вытаскивал из мешка поношенные, но еще крепкие штаны, теплую шерстяную рубаху, пару стоптанных сапог. Быстро сорвав свое рванье, он переоделся и тут же рухнул на колени. Срывая голос, загнусил.

— Господин, господин, за что мне все это? Я ведь хотел ограбить тебя и убить. Я плохой мусульманин. Пророка поминаю лишь тогда, когда мне совсем худо. Да, меня резать нужно, как паршивую овцу! — катался в пыли горец. — Ибрагим плохой! Святого человека хотел убить! Плохой! Возьми нож, господин! Возьми! — он вытащил откуда-то остро заточенный кусок металла с обмотанной тканью рукоятью и протянул Ринату. — Возьми, господин! Режь Ибрагиму шею! — задрал подбородок к небу так, что обнажился грязный кадык на шее.

Медленно подойдя к нему, Ринат начал его поднимать. На него он уже не злился. Ярость, словно морская волна, накатила и схлынула, оставив после себя лишь опустошенность. Что было срываться на этого бедолагу? Он не враг ему. Он симптом той болезни, что поразила этот чертов мир. Бороться нужно не с этим доведенным до нищеты голодранцем, а с причиной всего этого. Корень зла нужно победить.

— Поднимайся… Как там тебя? Ибрагим? Вставай, Ибрагим! — несколько раз настойчиво позвал он валявшегося на земле горца. — Нас ждут серьезные и угодную Аллаху дела. Ты мне нужен. Ты нужен Господу.