Неподвижное тело горца дрогнуло. Через мгновение тот поднялся и повернулся к нему. Боже мой, что было с его лицом и глазами. Можно ли было описать словами то робкое дуновение надежды, которое исходило от него? Очень и очень сложно. Он смотрел так, словно перед ним открылись врата в Рай и его зовут пройти через них. В глазах было и неверие, и надежда, и страх. Все смешалось здесь.

Встретившись с этим взглядом, Ринат понял, что, похоже, обрел еще одного последователя. На него смотрел ярый неофит, поверивший в избранность имама Шамиля всей душой. Прикажи ему сейчас шагнуть в пропасть и он сделает это без единой тени сомнения на лице. На его губах будет играть улыбка. Как же иначе, ведь ему приказал сам имам Шамиль.

Все это и многое другое прочитал Ринат в глазах Ибрагима и… испугался.Ведь возле его ног лежала сила, с которой не справятся сабли, ружья и пушки. Это совершенно искренняя вера в его правоту, в его право определять жизнь и смерть других. Почти божественная сила оказывалась в его руках. Осталось лишь правильно ей распорядится.

С новым попутчиком путь назад оказался гораздо короче. В прошлый раз Ринат пробирался почти шестеро суток. В этот раз к тайнику со своей одеждой они добрались за неполные четверо суток. Чуть отдохнув, они снова отправились в путь, в родовое селение Шамиля.

В пути Ибрагим продолжал рассказывать Ринату о том, что происходило после его исчезновения. Получалось, что построенное им государство начало рассыпаться едва ли не сразу после его ухода. Назначенные им наибы почти сразу же затеяли свару, выясняя, кто важнее и имеет больше прав. В паре случаев дело дошло даже до стрельбы и поножовщины. Не все гладко было и среди рядовых горцев, вступивших в ряды его личной армии — мюридов. Им постоянно нужен был контакт со своим имамом, который был их знаменем. Его должны были видеть каждый день, слышать его проповеди, следовать за ним повсюду. Он для них был единственным авторитетом, которому следовало повиноваться. Иных они просто не признавали, что постепенно привело к вяло текущей анархии среди них.

Следы этой неопределенности были повсюду. Их встречали каменные завалы на перевалах и горных тропах, глубокие ямы с острыми кольями на дне, закрытые ворота селений. В воздухе царила настороженность и ожидание чего-то страшного. Несколько раз их даже обстреляли, видимо приняв за кого-то другого.

Спокойно вздохнуть они смогли лишь у ворот родового села. Здесь им точно ничто, и никто не угрожало.

— Он вернулся! Люди, он вернулся! — вдруг прорезал горный воздух чей-то радостный вопль. — Вернулся, вернулся, — уже скандировали десятки голосов. — Вернулся, вернулся, — к крикам присоединялись новые голоса.

Его узнали, облегченно выдохнул Ринат и приветственно покачал рукой.

Сразу же после благодарственного намаза он собрал старейшин и руководителей своих отрядов. После разговора со старейшинами селений, которые остались ему верны, выяснились несколько вещей, которые, по-хорошему, сводили на нет все добрые начинания Рината. Он делал ставку на беднейшую и многочисленную часть горцев — мелких ремесленников, кузнецов, земледельцев, скотоводов, купцов, которые тащили на себе «мирную» экономику Кавказа. Думал, мощными вливаниями денег и технологий, раскрутить местную экономику и поднять средний уровень жизни. При этом из его внимания совершенно ушла меньшая, но наиболее активная часть горского населения, которая буквально жила войной и получала с нее доход. Запрещая набеги на русские селения и укрепления, Ринат подрубал на корню всю их финансовую базу, ничего не предлагая взамен. Ему казалось, что его религиозный авторитет, как духовного лидера, сгладит все неровности. Зря казалось, как выяснилось.

Партия войны обиды не простила. Все запомнила и затаилась. Когда же настал удачный момент, нанесла свой удар. Едва хан Джавад поднял голову и вылез из своего убежища, со всего Кавказа к нему потянулись отчаянные абреки. Потирая руки и проклиная мир, они вспоминали старые добрые времена, когда можно было, ни на кого не оглядываясь, пойти в набег на русских. Причмокивая губами, рассказывали друг другу о покорной красоте русских наложниц, которая так ценилась у османских работорговцев; о хорошем оружии воинов белого царя, которое им сейчас очень бы даже пригодилось.

Теперь уже становилось абсолютно ясно, что просто так выкорчевать войну из жил горцев не удастся. Может быть со временем, но не сейчас. Этой части тех, кто десятилетиями ходил в набеги и не мыслил для себя иной жизни, Ринат в лице имама Шамиля ничего не дал и, даже не пообещал. Нужно было оставить какой-то канал для выплеска этой первобытной энергии Кавказа.

Огромной ошибкой было и то, что он Ринат не учел резкое падение доходов крупных работорговцев. Выступив резко против этой деятельности, по сути ломал экономический уклад целых поколений горцев, у которых вся жизнь была заточена именно на добычу и продажу рабов.