—… Ведь неспроста он мерил мостовую и все записывал в свою книжку. Вот бы посмотреть, что там такое написано, — гадал он, прижимаясь к выступающему углу и пожирая глазами черный экипаж. Именно в такой карете, от вида которой сжималось в тревоге сердце, и должен был путешествовать тайный агент из столицы или важный государственный чиновник. По крайней мере, именно так ему сейчас и представлялось. — Подожди-постой-ка, а ведь вечор той недели тута почтовая карета перевернулась. Все письма ветром раскидало. Уже не по тому ли к нам черный господин прибыл? Надо все папеньке рассказать…

С этой мыслью недоросль развернулся и припустил по улице. Бежал, а сам в уме все повторял свою догадку, чтобы не забыть и все в точности рассказать. Правда, когда на месте оказался, рассказанная им история уже приобрела поистине фантастические черты.

-//-//-

Из кареты Ринат вышел в образе, сразу давая понять — прибыла очень, просто очень, важная персона. Его крепкую фигуру, как перчатка, плотно облекал длинный черный сюртук со стоячим воротником аля-Нео или Джона Престона, клирика Тетраграмматона. Диковинный здесь покрой верхнего платья выгодно подчеркивал талию, выгодную ширину плеч. Вишенкой на торте этого немыслимого для стороннего наблюдателя образа явились круглые черные очки.

— Хм… Лед тронулся, господа присяжные заседатели, — пробормотал он знаменитую фразу. Одновременно вытянул из кармана портняжный складной метр и пошел в сторону стеклянной витрины, где стояли манекены с роскошными женскими платьями. Растянул метр и начал с деловым видом делать замеры. Время от времени отрывался, вытаскивал небольшую записную книжку, куда записывал какую-то белиберду. Словом, делал чрезвычайно деловой и решительный вид человека, который выполнял какое-то очень важное дело. — А вот и первый зритель. Значит, нужно еще добавить красок.

Заметил полного великовозрастного балбеса, что с круглыми от удивления глазами внимательно следил за действиями инженера. Специально для этого зрителя Ринат начал мерить магазин своими шагами. Сначала прошел в одну сторону, затем в другую. Демонстративно записал что-то в записную книжку.

Через некоторое время впечатленный балбес, выпучив глаза, резко развернулся и понесся куда-то вдоль улицы.

— Боже, как конфетку у ребенка отобрать, — рассмеялся он, провожая бегуна насмешливым взглядом. — А вот и второй зритель… а может даже участник нашего спектакля… О! Какая соблазнительная мадама. Хозяйка салона, видимо.

Из салона вышла фигуристая женщина средних лет, с беспокойством смотревшая на складной метр в руках Рината. Пухленькая, с немалой статью, казалась сдобной булочкой, которую так и хотелось надкусить.

— Сударь, что вы такое делаете? — хлопала она ресницами.

— Хм, — внушительно прогудел Ринат, махнув перед ее лицом сложенной бумагой с крупным двуглавым орлом. Такой гербовой бумаги он имел в избытке. — Разве вы не слышали о распоряжении для всех городских магистратов, — добавил в голос больше строгости. Нахмурил брови. — Длина фасада строго определена распоряжением и не должна отличаться ни на йоту. За нарушение полагается строгое наказание.

Женщина испуганно ёкнула, схватившись за сердце. Правда, с такой грудью, как у нее, сердце она вряд ли почувствовала бы.

— Давайте пройдем внутрь салона. Нужно осмотреться, — не давая ей опомниться, Ринат открыл дверь. Ошеломленная женщина переступила через порог. Следом прошел и он сам.

… Вечером этого же дня, заселившись в самую лучшую гостиницу города, Ринат подвел итог первого акта своего спектакля. Получалось, очень даже неплохо. За неполный день он навел такого шороху, что город буквально бурлил от возбуждения, любопытства и страха. Нанес пару визитов владельцам салонов-магазинов, произведя так странные замеры витрин и фасадов. Говорил с ними полунамеками, которые вносили больше неразберихи, чем что-то прояснили. Часто упоминал какие-то столичные распоряжения, императорские рескрипты и уложения, обязательно используя расплывчатые формулировки. При всем при этом держался важно, с достоинством, смотрел с намеком, некоторые фразы не договаривал, словно не все мог рассказать.

Понимая, что и в гостинице за ним будут внимательно следить, вел себя, как королевская особа в изгнании. На всех смотрел строго, разговаривал через выпяченную губу, через слово вспоминал модные салоны Санкт-Петербурга. Всем и каждому давал понять, что он не простой человек и прибыл сюда с особой миссией. Когда же оставался один в своем номере, то ржал, как сумасшедший.

— В принципе, начало положено. Болото я взбаламутил. Завтра начнется самое интересное, — размышлял он, развалившись в кресле. На столе перед ним лежала записная книжка с только ему понятными записями. — Если верить Наилю, то с самого утра ко мне может нагрянуть то ли полицмейстер, то ли сам городничий…