Приходилось в очередной раз вспомнить строку из песенки, которую Сварог сюда приносить не стал – даже если после нешуточных трудов подыскать здешние аналоги Кремля, Босфора и чека, песня многое потеряет, да и не стоит горбатиться, проще брать те, что не требуют ни малейших хлопот. И помнить, что в Ассамблее русским владеют немногие, так что оригинал большинству будет непонятен.

Ах, как звенела медь в монастыре далече! Любовь и бедность навсегда меня поймали в сети.

По мне и бедность не беда, не будь любви на свете...

Вот с этим шлягером было гораздо проще – после перевода (с которым вновь блестяще справился один из придворных поэтов, давно поднаторевший мастерски рифмовать то, что излагал белыми стихами король Сварог), а Элкон уже в два счета синтезировал голос певца, так никогда и не узнавшего, что он пел однажды на чистейшем таларском языке. Музыку Сварог тоже беззастенчиво позаимствовал из бессмертной кинокомедии, и она удачно легла на мелодию чегерета.

...Ну почему жестокий рок – всегда любви помеха, и не растет любви цветок без славы и успеха?..

И Ассамблея Боярышника почти в полном составе безмятежно отплясывала чегерет – этакую смесь быстрого менуэта с медленной кадрилью. А Сварог почти так же безмятежно сидел в уголке на своем любимом месте и потягивал из пузатого бокала с наведенным золотом гербом Вердианы «Золотой ревень». Чем нисколько не нарушал веселья – чегерет не требовал ни пар, ни четного числа танцующих.

Он всегда отдыхал здесь душой, даже теперь, когда перед ним встала грандиозная, мрачная и опасная тайна. На кого ни глянь, безмятежно веселятся довольные жизнью люди, не отягощенные тяжкими раздумьями и невзгодами, а также лишними сложностями (служебные обязанности некоторых не в счет, они остаются за порогом). Все у них отлично, все счастливы и веселы.

Обе дочки Интагара появляются в Ассамблее редко – но исключительно потому, что тетешкаются с едва начавшими ходить первенцами, не переверяя их мам-кам-нянькам, а мужья из солидарности сидят дома.

Томи, разумеется, с Лемаром – Сварог давно ради нее примирился с присутствием герцога и смотрел на него уже без всякого раздражения. Все у них ладно – Томи так и обитает в особняке Лемара, к чему придворные привыкли и перестали о них злословить, видя устоявшуюся пару, каких при дворе хватает. Бывший енот-потаскун до сих пор ей не изменяет – ну, почти, порой в глубокой конспирации все же заводит короткие походно-полевые романы со своими юными подчиненными, здешними комсомолочками из Лиги Юных Сподвижниц Короны. К чему давно повзрослевшая Томи относится примерно так же, как относилась Мара к схожим эскападам Сваро-га. Три раза брала Лемара с собой, когда летала навестить родителей. Те, в свою очередь, относятся к тарарскому любовнику дочки грустно-философски – они никак не из тех фундаменталистов, замшелых консерваторов, ревнителей старины, что когда-то готовились дать Сваршу бой на Агоре, окончательно превратившейся в скопище кухонных болтунов, наподобие советской интеллигенции, не к ночи будь помянута. И понимают, к тому же, что доченька уж не юная вертихвостка, а лейтенант гвардии на серьезной службе, с двумя наградами. Мать держит Лемара на некоторой дистанции, ограничиваясь ровной вежливостью и не поддаваясь его злодейскому обаянию. Зато огец, неглупый, но во многом бесхитростный служака, капитан из штаба гвардейских корветов, посиживает с герцогом у камина за столиком с бутылками – оба к тому же любители анекдотов с картинками, каковые друг другу и рассказывают в отсутствие дам. Главное, Томи успокоила родителей, заверив, что замуж за сердечного друга идти не намеревается, никаких незыблемых законов нарушать не собирается, и в мыслях нет. Так что у них все прекрасно, ни единой черной тучки на безоблачном ясном небосклоне...

Вердиана, как всегда, танцует грациозно и увлеченно, ее чуточку отрешенная улыбка неподдельно радостная. Впору тяжко вздохнуть, но это не поможет. Провалились все попытки Сварога и Каниллы деликатно подставить ей очередного кандидата в сердечные друзья. Лейтенанта Баулдера она вежливо, но решительно отвергла, и гланец после объяснения добровольно покинул Ассамблею, до сих пор печален, хотя прошло немало времени – зацепила всерьез. Та же участь быстро постигла кадета-капитана Черных Лучников и молодого способного чиновника Казначейства, по заслугам уверенно делавшего неплохую для его лет карьеру. Все трое были недурны собой, умны и остроумны, неглупым девушкам с ними интересно. Финансист даже недурственные стихи пишет, правда, печатать их не рвется, считая это несолидным для человека на столь ответственной службе. И тем не менее... После третьей неудачи Сварог с Каниллой признали свое поражение и отступились от дальнейших попыток. И прежние отношения с Верди-аной продолжались. Душевного спокойствия Сварогу прибавляло то, что Вердиану они полностью устраива-