Золотые Обезьяны бездействовали в полной боевой готовности – работы им пока что не находилось, как и Мяусу, истуканчиком стоявшему возле кресла Сваро-га. Экран перед Сварогом – и перед Яной тоже – оставался пока что девственно чистым. Он только раз взглянул на экран Каниллы и, разумеется, ничего не понял в мельтешении непонятных символов, колонок цифр, разноцветных диаграмм разнообразного вида, всей этой

таинственной путанице высокого знания, с которым так лихо управлялась Канилла, – ее лицо оставалось спокойным, сосредоточенным, а значит, продолжалась рутинная работа.

Не стоило пристальным взглядом отвлекать занятого делом человека, да еще такого чуткого, как Канилла. Сварог взглянул на Яну – она сидела тихая, мрачная, задумчивая, так что сердце чуточку щемило, но жалости, к счастью, не было, что отрадно: она не чувствовала ни безнадежности, ни тоски – не тот характер, не та ситуация, не стоит заранее опускать руки, не тот случай...

Яна знала все, что знал он. Сварог решился утром поговорить с ней откровенно, сработала въевшаяся в плоть и кровь воинская субординация: как-никак Яна была Верховным главнокомандующим (хотя в Эдикте об императорской фамилии этот пост именовался гораздо более пространно и пышно), и никак не годилось скрывать от нее информацию, имевшую огромное значение для Империи. Он ни разу не смотрел на себя в зеркало, но Яна, несомненно, прошла те же стадии, что и он. Сначала изумление, да что там, несказанное ошеломление. Когда она познакомилась с «доказательной базой» – смесь ярости и тягостного раздумья. И наконец – упрямая злость и готовность к бою. Она улетела в Келл Инир рыться в личном архиве императоров – и, кропотливо все перерыв, привезла одну-единственную бумагу, но какую! Решение Палаты Пэров, высочайше утвержденное императором: некий герцог Дал ант, лорд Атеттон приговаривался к вечной строгой ссылке на Сильвану. Сварог давно изучил такие тонкости. Строгая ссылка означала, что ссыльный остаток дней проведет без права выхода за пределы поместья, каждый его шаг и каждое слово будут фиксироваться соответствующей аппаратурой. Обычная ссылка давала свободу передвижения по Сильване, выбор места проживания и даже гражданскую службу. Строгая применялась крайне редко, в исключительных случаях. Формулировка прелюбопытная: «За попытку злокозненно применить оптику к наблюдениям ночного неба и склонении к тому же двух жителей Талара».

Сварог тут же помчался в компьютерный зал Велор-дерана, но часовые поиски дали ничтожный результат. Нигде, от Палаты Пэров до самого низшего коронного учреждения, не было ни малейших сведений о лорде Атеттоне, как будто и не жил такой. Нигде не было ни словечка о запрете на применение оптики для «наблюдения ночного неба», так что решительно непонятно, на каком основании Атеттона вообще притянули к ответу, да еще влепили строгую ссылку. Единственное упоминание о нем – годы жизни и смерти в гербовой книге Геральдической коллегии. По этой записи лорд умер холостыми бездетным четыреста тридцати одного года от роду (хотя строгая ссылка разрешает жениться и иметь детей). Причины смерти вопреки обычной практике не указаны. О судьбе двух склоненных к предосудительным занятиям жителей земли нигде никаких сведений нет.

Сейчас бессмысленно гадать, было ли вечное холостячество лорда следствием его собственной воли или результатом негласного запрета. Равно как и гадать, отделались ли таларцы пожизненным заключением в замке Клай, или все для них кончилось даже печальнее. Возможно, и холостяком его оставили для вящего соблюдения тайны – но какое сейчас имеют значение эти подробности? Главное, с человеком расправились беспощадно, больше трехсот лет продержали пусть в комфортабельной и большой, но в сущности, одиночной камере всего лишь за попытку посмотреть в телескоп на ночное небо... А это о многом говорит.

После чего состоялся военный совет из двух человек, больше пока и не нужно. Своих соображений Яна не внесла, всецело одобрив план Сварога и заверяя, что окажет всю возможную поддержку и защиту – обещание, исходившее из уст императрицы четырех миров, самую чуточку прибавляло оптимизма и в этой невеселой ситуации. Решительный разговор по душам с Канцлером отложили до лучших времен, когда появится серьезная конкретика. А когда Сварог привез в Хелльстад Канил-лу, она оказалась третьей посвященной и прошла те же стадии, разве что в отличие от них двоих она сгоряча прокомментировала ошеломляющие новости конногвардейскими словечками, но быстро унялась, понимая, что солдатской матерщиной делу не поможешь...

Сварог встрепенулся – Канилла, издав короткий удовлетворенный возглас, убрала пальцы с клавиатуры, откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок с видом полного довольства собой. Слева на нее с яростной надеждой уставилась Яна. Сварог сгорал от нетерпения, но молчал – никогда в подобных случаях Канилла не тянула длинную театральную паузу.