«Диво дивное: самый богатый человек в Москве — мой клиент!» — гном был готов запорхать, как бабочка. «И всё же, сударь Разумовский — исключительно положительный человек. Исключительно. А эта дура Старчикова просто завистливая стерва. Не все женщины с хорошими зубами — добрые внутри...»

Банкир направился к стоянке, на которой находилась его карета, и застал близ неё лакея — уснувшего и с письмом в руке.

— Ты что, пьяный? — Ватичелли хлопнул ленивого слугу по щеке и, пока тот вставал и осознавал своё нахождение в мире живых, вскрыл адресованное ему письмо.

«Анонимный доброжелатель: не водитесь с Разумовским и уж тем более — с его другом. Он сущий дьявол...» — больше в письме ничего не говорилось.

— Чудеса. Только открыл сделку, а уже шлют письма. — гном покачал головой. — И всё же, этот Разумовский... надо обязательно напроситься к нему на чашечку чая.

Ах, Москва моя, Москва!

Твои улицы из грязи

И люд серый, где — все князи

Что дерутся меж собой,

И над городом витает

И до поля провожает

Дух, сын славный, ненасытный, что... Не трогайте меня, с-собака! Отошли! Я певец реализма и...

— Пошёл в камеру, пьянчуга!

«Задержание Ассалея де Вета. Из протокола полиции»

Не прошло и недели, как наша бесславная компания подошла к Московским стенам. К слову, самих стен в округе особо-то и не было, если не считать, конечно же, Кремля, так что, похоже, можно назвать моё прошлое заявление скромной метафорой.

Мы остановились в пригороде Москвы, на постоялом дворе «Гусь». Это было сделано для того, чтобы приготовиться к пусканию пыли в глаза: наша компания должна была по-тихому, вдали от светского общества, раздобыть денег, лучших лошадей в обмен на наших кляч и, естественно, самую модную одежду в империи. Образ стоило завершить многочисленными ювелирными украшениями. Когда Богдан спросил меня, зачем нам эта мишура, я любезно ответил ему, как мудрый отец сыну:

— Заткнись, сука, и делай...

Бывший атаман оценил моё красноречие и был вынужден отправиться на поиски пропитания. Для этого он захватил с собой Миколу. Я же в это время взял блюдо с баранками и принялся попивать чай. Фикус занимал меня глупыми вопросами:

— Ты знаешь, что до приезда Авдеевой осталось всего три дня? Младшая длань дьявола утверждает, что графиня всерьёз намерена стереть тебя с лица земли и уже придумала целую историю своего мучительного заточения. Она расскажет её Максиму Веневитинову, инквизитору и бывшему любовнику...

Я не слушал моего нового слугу-друга-демона и занимался делами поважнее: смотрел на Москву с высоты птичьего полёта, проникнув в разум какой-то пичужки.

Весь город представлял собой весьма хаотичную застройку, и от одного этого вида у любого человека, склонного к строгости и порядку, по идее, выпали бы глаза... Но, пожалуй, я не являюсь таковым, поэтому всё же начну описание славного городишки. Для этого зайду издалека, как и подобает внимательному туристу: Москва лежала на обширной, красивой равнине; пространством своим и сотнями золоченых колоколен, блестящих на солнце, представляла она зрелище относительно прекрасное, хотя, как уже вскользь упоминалось, внутренность её не соответствовала такому наружному виду.

Большая часть домов в Москве являлась деревянной, и сложены эти коробки были почти так же, как и обычные деревенские избы, и их в разобранном виде можно было легко купить в случае необходимости. Так как все церковные, духовенству принадлежащие и светские здания в Кремле были чрезвычайно прочны и возведены исключительно из камня, они производили на иностранцев, в том числе и меня, большое впечатление золочеными куполами и цветными изразцами.

Упомянутый мною Кремль довольно обширен: он наполнен многими церквями с вызолоченными главами и разными другими старинными зданиями и окружен крепкой стеной, потому что когда-то был резиденцией прежних царей... В целом, по всей Москве наплодилось множество церквей и монастырей, так что куда ни посмотри, везде видишь их. Все они каменные, прочной постройки, с колокольнями, на которых много колоколов, и по большей части имеют по пять глав с высокими крестами из позолоченной жести, меди, железа или дерева на каждой, что дает храмам неповторимый вид.