Но всё это дивное великолепие портила одна заметная проблема, и имя ей — хаотичность застройки. В Москве было около трёх тысяч каменных зданий, прочно сложенных и большей частью стоивших громадных издержек, и одни эти каменные дома могли бы составить хороший город, если б все они стояли в известном порядке и примыкали друг к другу. Но они были разбросаны по всему городу там и сям, и в промежутках между ними раскинулись несколько тысяч деревянных домов, и все эти дома, кроме того, выходили не на улицу, а построены позади, внутри дворов и от пожара и ворюг обведенные высокими каменными стенами. Улицы были выведены также беспорядочно, и лишь в очень немногих местах замощены мостовой; на остальных же улицах везде уложены мостки из досок, которые в летнее время делают езду по городу чрезвычайно затруднительной.

Когда я впервые увидел Москву, то воскликнул: «И это великий город?.. Здесь же живёт не больше ста тысяч!». Разобиженный Фикус, которому, по-видимому, Москва втайне нравилась, тогда заявил, что население бывшей столицы Империи насчитывает около ста пятидесяти тысяч человек. Я не поверил обжоре и только махнул рукой: город сразу мне не понравился, и хоть я и отдал должное его многочисленной позолоте, но она, как ни печально, не смогла прикрыть всей его нарочитой вульгарности.

«В империи красота города зиждется на трёх постулатах: грамотной планировке, чистоте и культуре. Здесь же всё держится на церквях и пьяницах»

— Ты меня вообще слушаешь? — Фикус отвлёк меня от созерцания города, стукнув по столу.

Я грозно посмотрел на шельмеца и он не преминул скукожиться и извиниться, впрочем, добавив:

— Резюмируя: мы не заработаем в Москве ни гроша и нас скоро сожгут на костре. Сначала я думал, что у тебя тут есть хоть какие-то знакомые, в чьих силах одолжить нам немного денег, но, как оказалось, это далеко не так.

— И где демонов учат жить за чужой счёт? — упрекнув ленивца, я отпил немного чая и надкусил баранку. — Мы раздобудем денег сами.

— И как? Чёрный Богдан и Микола не украдут и рубля, работая карманниками. А я, как демон, могу лишь есть людей, но не дурить их: для этого у бедных обжор нет способностей. Ты же, как я понял, и вовсе — сплошной маг-боевичок: так, кого-то сжечь, кому-то нос сломать, кого-то разорвать на части...

— Ошибаешься. — я щёлкнул пальцами и воздухе возникла точная копия самого Фикуса. Как живая, только в виде облачка.

— Ух ты... — демон удивлённо раскрыл рот и принялся тыкать в своего мягкого двойника пальцем. — И как оно нам поможет?

— Пока не знаю...

И тут в нашу комнату постучали. Звук был таким агрессивным, что, как мне не хотелось, а пришлось встать и открыть. В помещение ворвался хозяин заведения и какой-то самодовольный франт. За ними степенно вошёл усатый мужчина в форме жандарма, с дубинкой в руке.

— Вы Юрий Дебров, владелец двух холопов, Богдана чёрного и Миколы?

— Каких холопов? — я изумительно нахмурился. — Я не знаю таких людей, клянусь вам каким-нибудь Иисусом.

— У нас один Иисус, необразованный вы врун! — ответил заместо жандарма разодетый сопляк и, хмыкнув, проронил: — Хозяин, из уважения к моему отцу вы должны выкинуть этих персон на улицу.

— Конечно, конечно! — мигом зауверял владелец постоялого двора, но стоило Фикусу оказаться за его спиной, как он подавился слюной и затрясся, как лист на ветру.

— Господа, — обратился ко всем присутствующим жандарм, самодовольно закрутив ус. — Выйдем для порядка, и там уже, на улице, и побеседуем.

Я проник в разум одной из лошадей и увидел, что на выходе стоят пять купеческих телег, десяток охраны и одна побитая парочка с красными носами — Богдан и Микола были пьяными вусмерть.

— Что ж, пойдёмте, сударь. — я встал из-за стола и, опоясавшись украденным по дороге ремнём, вышел на улицу. Фикус пошлёпал за мной.

Стоило жандарму и франту выйти во двор, как мои слуги начали ожесточённо плеваться и показывать неприличные знаки. Когда же на горизонте замаячил мой дырявый персидский халат (тоже украденный, только уже с бельевой верёвки), разбойники упали в ноги и принялись причитать:

— Ой, батюшка, поймали ироды окаянные, а за что — не ведаем! Спасите нас от смертушки лютой!

Молодой человек хмыкнул. Хозяин заведения бесовски потёр ручки. Жандарм — закатил глаза и неохотно заговорил:

— Значит, вы утверждаете, что не знаете этих личностей, а, меж прочем, эти самые личности вас прекрасно знают...

— Я не сказал, что не знаю этих людей. — прозвучал мой уверенный ответ. — Просто они известны мне под другими именами. Я называю их «эй, вы, там, идите сюда!», но никак не по именам.

— Получается, это всё же ваши холопы? — нерешительно спросил жандарм, усомнившись в здравом рассудке собеседника.

— Я бы так не утверждал. Что в жизни можно назвать исконно «нашим»? Лишь разум, не более...

— Так это не ваши холопы? Они ведь приехали с вами! — рявкнул трактирщик и тут же свалился от неизвестной боли в животе, имя которой — наказание за болтливость.

— Я не соглашусь с тем, что эти холопы не мои, ведь, если кто-то утверждает, что они мои, то, в теории, это неверное утверждение может оказаться и верным, ведь любое заявление, независимо от количества людей, в него верящих, в теории имеет право называться правдой.