Я напряг зрение и усмотрел Лоренца Гелена, пугливо озирающегося по сторонам. Когда он увидел, что опасности поблизости нет, он подошёл к нам и протянул мне какой-то мешочек.

— Знаете, этот обоз потянет на три сотни рублей. Я имею представление, как выгодно продать такого рода груз. Не хотите ли вы его мне отдать?

Я посмотрел на иностранца, как на умалишённого.

— По-вашему, эти доски и ножи можно продать за три сотни? Не смешите!

— Я говорю чистую правду. — немец и вправду был очень серьёзным. Складки на его лбу искривились, как моё лицо при виде содержимого телег. — Здесь три сотни. Ровно.

Гелен приподнял уже раздражающий его кошель на уровень глаз.

— Вы согласны совершить сделку купли-продажи?

«Не нравится мне этот тип» — Фикус стоял позади Лоренца и корчил рожицы. «Какой человек в здравом уме купит такое дерьмо за три сотни рублей?»

«Тот, у которого эти три сотни рублей есть»

— Хорошо, я согласен! Забирайте обоз и продавайте его хоть за тысячу рублей, я не расстроюсь!

Я слез с козел и, пожав глупому иностранцу руку, забрал заслуженные три сотни. Монеты приятно тяготили руку.

— Что ж, на этом я с вами прощаюсь. — Лоренц кивнул и двинулся в начало обоза. Я не представлял, как он собирался выехать с довольно узкой улицы, но ловкач, чёрт бы его побрал, действительно это сделал: развернув обоз, он в гордом одиночестве погнал вереницу телег на выезд из города. Пока мужчина не скрылся из виду, я продолжал смотреть ему в спину. Когда же Лоренц укатил, я похлопал себя по щекам и оповестил моих помощников:

— Готовьтесь, этим вечером у нас много работы!

Солнце клонилось к закату. Но времени до закрытия рынка у нас было ещё много...

Каретный Ряд — небольшая улица в центре Москвы. Как не сложно догадаться, она примечательна тем, что с самого момента ее появления на карте здесь селились люди определенной профессиональной специализации, а именно — изготовители телег, колымаг, возков и прочих передвижных средств.

Одним из самых известных мастеров Ариандровской эпохи, положившим, так сказать, начало современному каретостроению, был выдающийся мастер и, как бы сейчас сказали, талантливый предприниматель — Михаил Распопов.

Ах, какие произведения искусства создавал этот виртуоз! Транспорт его авторства ценился по всей России, и лишь немногие, самые богатые и влиятельные люди империи могли позволить себе карету из его мастерской.

Каждое из колёсных созданий, получившее жизнь благодаря Михаилу, можно было без преувеличения назвать «громким» шедевром и при этом, что очень важно в обществе аристократов, не прослыть неумеренным в выражениях пошляком...

Но, пожалуй, вершиной искусства знаменитого Распопова, венцом всех его дивных творений и квинтэссенцией всех его творческих способностей являлся лишь один экипаж — карета, предназначавшаяся Петру Первому. Она была для Распопова тем же, чем для Микеланджело Буонарроти — розово-мраморная «Пьета».

По легенде, прежде чем прошлый император направился на Север, чтобы основать Санкт-Петербург, он приказал ещё юному тогда Распопову и его учителю изготовить карету удивительной красоты и изящества, покрытую сусальным золотом, белоснежной эмалью и многочисленными, вырезанными из двухсотлетнего дуба вензелями. Сей шедевр должны были обтянуть изнутри красным бархатом, и затем обложить получившиеся кресла вышитыми серебром подушками.

Работа над созданием императорской кареты шла в течение года. Когда один из подмастерьев завистливого соперника, любознательный подлец, по науськиванию старших пробрался в охраняемую мастерскую, где под покровом ночи создавалась карета, и, отбросив тончающий полог, будто фату у прекрасной невесты, увидел результат, то он, по слухам, навсегда ослеп и в тот же день отправился в монастырь, потому как к нему ясно и неотвратимо пришло божественное прозрение: лучшего творения, чем это, ему никогда не суждено будет сделать или хотя бы ещё раз увидеть.

Пётр Первый вскоре уехал и погрузился в строительство Петербурга, но карета, покинутое всеми творение, отчего-то так и осталась в Москве. С тех пор она стала главным символом мастерской, и Михаил под страхом смерти запретил князьям даже говорить о ней, и уж тем более — о возможности её продать.

В городе уже давно ходили слухи, что на юбилей императора великолепный экипаж торжественно ввезут в Санкт-Петербург, но правда ли это или же коварная выдумка — оставалось загадкой. Автор самого произведения искусства никаких комментариев всяким любопытным не давал и ни с кем по этому поводу не разговаривал, а дивную карету так и вовсе уже как три года никому не показывал, и все выставки божественная телега и её экипаж, к сожалению, пропустила, ввергнув всех ценителей каретного искусства в состояние, близкое к смертельному...