Многие гости собрались около растянувшегося на всю восточную сторону обрыва, огороженного метровым заборчиком — провожать закат. Для удобства эта маленькая улица была покрыта брусчаткой и имела при себе десяток лавочек.

— Какой огромный комплекс, — юноша смотрел на жалкое убранство, несравнимое по величине даже с императорским нужником, во все глаза. — А там что, мастер-класс по французской выпечке?

— Агась! — дама весело кивнула. — Пойдёмте, покажу!

Не принимая отговорок, женщина схватила нас двоих за руки и повела к засыпанным мукой столам, возле которых расположились повара из Франции.

— Ч’тобы это было très bien, моя дорогая public, надо смешать...

Меня не интересовало, что надо бы там смешать, чтобы получить заварной крем, но зато Анне это больше чем нравилось — она продолжала держать нас с Габдулиным за руки и внимательно следила за процессом приготовления.

— Извини, у меня болит живот, — я легонько высвободил руку из дамской ладошки. — Пойду, отдохну...

Дама чуть наклонила голову и лукаво на меня уставилась. Я принялся неловко водить взглядом по огромной террасе в несбыточной надежде найти то место, где бы я мог ото всех спрятаться, и таки отыскал — на втором этаже, где расположилась терраса поменьше. Она была не так заполнена народом — на ней сидели лишь любители смотреть на звёзды.

— Туда! — я указал на маленькую террасу пальцем. — Я пойду туда.

— В ресторан? — женщина с подозрением прищурилась.

— Ну да, ну да... Голодный — жуть.

— Ну ладно, — дама притворно вздохнула. — Что поделать, меня будет сопровождать Серёжка... ты же не против, а, Серёж?

Лицо парня окаменело. Его помутневшие глаза словно транслировали мне: «Прошу, останься!».

— Думаю, он не против. — я игриво ощерился и хлопнул белого как мел юнца по плечу. Он не отреагировал. Чтобы привести его в чувство, я наклонился к нему поближе и шепнул: «Это твой шанс». После чего продрался сквозь любителей французской булки и начал искать лестницу на террасу.

Анна потянула Габдулина за руку и ткнула его в заварной крем — уже за моей спиной раздался её заразительный смех...

Я нашёл выход на террасу и поднялся наверх. Чтобы меня никто не побеспокоил, я выбрал угловой столик с самым шикарным видом и уткнулся в меню, сказав официанту, что позову его, как только его услуги мне понадобятся.

Но недолго мне удалось оставаться наедине со своими мыслями — ко мне подсел весьма неожиданный гость. Причём — без проса.

— Ну привет, джин. Как продвигается моё желание?

Я скривился, и мои брови из-под опущенного меню изобразили галочку.

— Нормально. Скоро пообщаешься со своей Дженин, а я вернусь домой...

Алексей схватил меня за руку. Его ладонь была холоднее льда.

— Откуда ты знаешь её имя?

Я одёрнул руку. От кожи Разумовского исходил странный замогильный шёпот. Он буквально давил на мои чувствительные к магии уши.

— Откуда? — тем временем продолжал Алексей, решительно намереваясь добиться от меня ответа.

— Рассказали. — коротко буркнул я и уткнулся в меню.

Разумовский всё это время казался мне неким зажатым мужчинкой, неуверенным и отчего-то очень богатым, но в этот раз его настойчивость поразила даже меня: он просунул руку под меню, отодвинул его и, кривя лицо, спросил:

— А что ещё тебе рассказали?

Я отодвинул треклятое меню и вздохнул.

— Ты портишь мой отдых.

— Разве это отдых? — резонно заметил миллионер. — Пока окружающие веселятся, ты боишься за свою шкуру, оставшуюся в ином мире, и не желаешь лишаться статуса.

— И много ты понимаешь. — на моём лице появился намёк на оскал. — Человек, который всю жизнь прожил под боком у матери в какой-то халупе не знает, что такое вставать по утрам в десятиэтажном дворце и, выходя на балкон, смотреть на многомиллионный город, в унисон кричащий твоё имя.

— Да, не знаю. — не стал спорить Разумовский. — Но зато ты не знаешь, что помимо власти, славы и денег есть нечто большее — то, что движет миром.

— Любовь? — я усмехнулся. — Она так хорошо двигает миром, что он скоро покроется пеплом. Да и кому говорить о бессмысленности денег? Миллионеру?

— Только богач поймёт всю бессмысленность денег.

— Ну так раздай их бедным и больше не будешь страдать от бессмысленности. Правда, тебя на следующий же день доконает голод и холод, но это так — тоже бессмысленность. Как и твоё присутствие в этом мире. На этой террасе. Конкретно — за этим столом.

Мужчина печально улыбнулся и, видимо, потеряв ко мне всякий интерес, устремил взор куда-то вдаль.

«Вежливости ему не занимать — сам подошёл, сам ушёл»

— Я знаю, что скоро ты меня поймёшь. И знаю, что скоро тебе самому придётся столкнуться с выбором.