— Скоро буду! — воскликнул я, утирая сопли. — Дайте... Дайте... Дайте загримироваться.

За стеной послышался невнятный шёпот.

— Святейший, загримироваться?

«Я обрекаю себя на вечные муки и рассуждения о правильности своего выбора. И ради чего? Что же мне нужно? Что мне стоит сделать? Что же ей сказать, когда увижу? Хотелось бы рассуждать так до самой смерти, но медлить нельзя. Мои новые друзья в большой опасности, и я не могу разбрасываться своим временем. А верно ли моё решение? Плевать»

— Святейший?

— Да-да, именно загримироваться. С этого дня у меня будут зелёные волосы и маленький рост, под стать моей низкородной любимой. Передайте всем — у императора теперь зелёные волосы!

Слуги, давно привыкшие к моим сумасбродствам, молча пошли исполнять приказ.

Я дочертил на пентаграмме пару кругов и, подняв руку к потолку и скопив в ней все свои силы, воскликнул:

— Призываю Юрия Деброва с планеты земля! Пусть он явится на мой зов!

И тут из портала в потолке свалился зелёный худосочный мерзавец в кандалах. Мне чётко послышалось, что кто-то из его мира весьма удивлённо сказал: «охренеть».

Юный любитель травы и магии поднял голову и, усмотрев моё обезображенное горем лицо, вжался в стену.

— Поймите, господин-император, я не хотел этого! Мне было бы достаточно и какого-нибудь князя, но он настоял...

— Твой кредитор?

Зеленоволосый кивнул.

— Без него та женщина никогда бы не приехала во Владимир.

Я всё понял. И не нужны были слова траворкура, чтобы догадаться, чей же ребёнок погиб этой ночью.

— Мне всё ясно. — я щёлкнул пальцами, и цепи, сдерживающие травокура, лопнули. — Можешь идти. У тебя свадьба.

Я встал с пентаграммы и, усилием воли отогнав надоедливых духов, направился в портал.

— Стой! — Дебров схватился за мой халат. — Но как же я буду править? Я же не ты...

— Верно. — я наклонился к травокуру и похлопал его по плечу. — Ты — лучше. — и вслед за этим скинул одежды и отправился на поиски своего счастья.

Инквизиторы в изумлении смотрели на возникший буквально из ниоткуда портал, так неудачно сожравший травокура.

— Как вы думаете, он мёртв?

— Похоже на то. — бугаи закивали. — Мастер Григорий, а как же костёр?

— Что, уже разожгли? Я же говорил повременить.

— Ну, Герасим так хотел жечь, что аж сил не было, и что мы должны были предпринять? Сказать ему: «не жги»? Вы же знаете, он очень обижается, когда ему говорят не жечь костёр...

Григорий закивал, и вдруг из портала послышался преисполненный радости возглас.

— Что же я буду тут вытворять с моим огромным...

Из портала вылез человек в золотых портках. Идеальный. Ростом он доходил почти до потолка, а мускулами, должно быть, напоминал самого Геракла.

— Кхм. добрый день. — Григорий уважительно кивнул гостю. — Видите ли, мы инквизиторы. Работа непыльная, но всё же оплачиваемая. Отпуск там...

— Конфеты. — добавили громилы-инквизиторы.

— Да-да, конфеты. — согласился Григорий. — И, видите ли, хоть вы и очень красив, но нам всё же надо бы попытать вас и сжечь. Для порядка. Понимаете?

Мужчина, профилем идеально подходивший для изображения на золотых монетах, с уважением кивнул. Григорий спокойно выдохнул.

— Значит, вы на нас не в обиде?

— Нет, что вы, — идеал человека махнул рукой. — Только вот, у меня дела, поэтому вынужден отложить экзекуцию.

Григорий понимающе кивнул.

— Может, в среду?

— Да, давайте. Что-нибудь с собой брать?

— Ох, да не надо так беспокоиться! Что мы, нищие какие-то? — смущённо заговорил Григорий. — Сами всё принесём: и вино, и рыбку, и лото...

— Ну и славно. — мужчина похлопал инквизитора по плечу и раскрыл дверь, закрытую на три замка. Казалось, она просто боялась ему сопротивляться.

Портал закрылся. Свет пропал. Инквизиторы уставились друг на друга. Григорий протёр лицо, и вдруг к нему неожиданно вернулся рассудок.

— Что за бред!

Бухгалтер подбежал к двери, но та опять оказалось закрытой. Он попросил у помощников ключи, но и они не помогли бедолагам выбраться из камеры.

— Вот же. Ребята, вы что-нибудь поняли?

Более приземлённые коллеги Григория пустили слюну.

— Хочу, чтобы этот человек стал оцтом моего сына!

Инквизитор хлопнул себя по лбу и воссел на пыточное кресло — ждать, пока кто-нибудь их хватится и освободит из вынужденного заточения самым красивым мужиком в мире.

***