— Ты изменился, Крыло, — сказал он. — Возмужал. Мне говорили: ты отлупил Васю Громова. Молодец!

Руся взглянул на часы.

— Поговорю с Надюхой, — пообещал Петров. — Она всё разузнает, не переживай.

Я записал на клочке бумаги номер своего домашнего телефона. Руслан спрятал его в карман. Пообещал, что как только Надюха «что-либо» выяснит, он сразу же мне позвонит.

— Глаз-то твоёй соседке какой подбили? — спросил Петров.

— Правый.

Я указал пальцем на свою правую скулу.

Петров пожал мне на прощанье руку.

— Всё, побежал учиться, — сказал он. — Бывай, Крыло… то есть… Котёнок!

Руслан постучал по карману, куда убрал бумагу с моим номером телефона и снова пообещал:

— Я позвоню!

* * *

Руслан позвонил: уже сегодня, в пятницу, вечером. Он уточнил, сколько у Лены Кукушкиной в субботу будет уроков. Попросил передать моей «соседке-семиклашке», чтобы она завтра после учёбы не спешила домой — ждала его около «расписания».

— Ты, Крыло, тоже меня дождись, — сказал Руся.

— Руслан, ты что-то выяснил? — спросил я.

— Завтра всё расскажу, — пообещал Петров. — Привет тебе, Котёнок, от Надюхи! До завтра.

Его голос в телефонной трубке сменился на гудки.

В субботу у поклонниц Котёнка будто случилось «обострение». Девчонки с исписали любовными посланиями стены в моём подъезде, школьный забор и саму школу (надпись «Котёнок, я люблю тебя!» вновь появилась под бессменным баннером «Слава КПСС!»). Старшеклассницы хватались за моё плечо, заглядывали мне в глаза, задавали вопросы, засыпали намёками и предложениями «погулять после танцев» (от которых провожавший меня от гардероба до класса Лёня Свечин едва не потерял дар речи). Я не баловал девиц конкретикой в ответах, многие слова школьниц пропускал мимо ушей. Несколько раз услышал брошенные за моей спиной реплики о том, что я «совсем зазнался». Вспомнил, как реагировал на приставучих девчонок Сергей Рокотов — теперь понимал, почему Рокот изображал гордеца и недосягаемую для простых смертных «большую звезду».

Атаковали меня сегодня и одноклассницы. Они окружили меня у входа в класс. Расспрашивали о вечерних танцах, об ансамбле Рокотова, о самом Сергее, о его «малолетке», о моих планах на вечер после концерта. Особенно постаралась Лидочка Сергеева. Она не постеснялась, оттолкнула от моей парты своих подруг. Нависла надо мной, уперлась руками в столешницу, смотрела на меня в упор, едва ли ни дышала мне в лицо. Лидочка поинтересовалась, не опоздаю ли я сегодня на концерт, «как в прошлый раз». Предложила «проводить» меня до ДК. Листавшая учебник Волкова громко хмыкнула, махнула подкрашенными ресницами, посмотрела на меня. Я устало вздохнул и пояснил одноклассницам (не только Сергеевой), что перед концертом долго «разминаю» голосовые связки и настраиваюсь на выступление; заявил, что «в это время» ни на что не отвлекаюсь (и ни на кого).

Девиц отогнал от меня звонок на урок. Алина Волкова проводила взглядом Лидочку, сдвинула учебник на середину парты. О самочувствии Кукушкиной она меня не расспрашивала: Лена по дороге в школу рассказала, что вчерашний вечер провела в квартире моей соседки по парте. Семиклассница упомянула, что они снова «беседовали о поэзии». Прочла мне наизусть длинное жалостливое стихотворение. «Это из тех, что она сочинила после смерти мамы», — сказала Кукушкина и вздохнула. «О любви она больше не пишет?» — спросил я. Лена повела плечом и ответила: «Пишет». Но больше на эту тему ничего не сказала — снова склонила голову и призналась, что слышала, как я вчера днём играл на гитаре — дома. «Хорошая была мелодия, — заявила она. — Мне понравилась». А ещё Лена похвасталась мне воспалёнными кончиками пальцев. «От гитарных струн», — с гордостью заявила Кукушкина.

* * *

После химии я не пошёл вслед за одноклассниками в спортивный зал — направился к стендам с расписаниями уроков, около которых скучала Лена. О просьбе Петрова я Кукушкиной не сказал. Лишь попросил, чтобы она дождалась меня после уроков. Увидел, что Кукушкина встала спиной к зеркалу, словно опасалась в него случайно взглянуть. Косичка (что со стороны «подбитого» правого глаза) зацепилась за пионерский галстук — походила на ухо Чебурашки. Вторая коса лежала на груди семиклассницы — такая же поникшая и печальная, как и её владелица. Заметил, что Лена опустила голову, украдкой посматривала на проходивших мимо неё школьников, демонстрировала им лоб и тонкий яркий белый пробор. Девочка переминалась с ноги на ногу, сжимала двумя руками ручку пухлого портфеля — чуть раскачивала его, постукивала им себя по ногам.