После ужина мама отправилась в гостиную — смотрела там концерт детских художественных коллективов, щёлкала семечки. Я не составил ей компанию за этим занятием. Снова разобрался с посудой. Мужественно заглушил чувство долга (перед будущими читателями) — не уселся за письменный стол, не извлёк из ящика рукопись. Вновь забрался на кровать, скрестил ноги и открыл третью тетрадь (почти в самом начале). Не погрузился в чтение… но читал. И вспоминал при этом ту пелену печали, что заволокла мамин взгляд, когда она слушала Алинино стихотворение. Память воскресила слова Кукушкиной об Алинином творчестве. «Они клёвые, — сказала Лена, — только очень грустные». Сообразил, что пока ни один из прочитанных мной в тетрадях текстов не соответствовал требованиям Сергея Рокотова. Какие бы ни получились из этих стихов песни, но все они были бы «под женский голос».

* * *

Во вторник перед первым уроком я вернул все четыре тетради Волковой.

Алина поспешно сунула их в портфель.

— Неужели за вечер всё прочёл? — спросила она.

Я уловил в её голосе нотки разочарования. Покачал головой.

— Не прочёл, а просмотрел.

Прикоснулся пальцем к своему лбу.

— Перенёс их сюда, — пояснил я. — Каждую строчку.

Поправил очки.

— Теперь изучу их. Вдумчиво, не спеша.

— Ну… изучай, — сказала Алина.

Она убрала портфель под парту.

— У меня к тебе, Волкова, есть ещё один вопрос, — сказал я. — Ты пишешь стихи на заказ?

— Как это?

Алина повернула ко мне лицо — блеснула белая полоса на правой брови.

— Хочу исполнить песню, где упоминался бы Котёнок, — сказал я. — Не тот, который пушистый и с хвостом — другой. Думаю, ты поняла, о ком речь. И чтобы она звучала от лица мужчины: парня примерно нашего с тобой возраста.

Волкова усмехнулась.

— Хочешь спеть о себе? — спросила она.

«Мне просто нужна песня для мужского голоса, — подумал я. — Не говорить же тебе об этом прямо; после того, как ты уже дала мне сотни своих стихов. Знаю по себе, что вы, творческие личности, народ обидчивый».

Покачал головой.

— Не совсем. О Котёнке там можно просто упомянуть: сказать вскользь, словно между прочим. А песня должна быть о простом парне. Скажем: из ПТУ. Начало примерно такое: «Ты учишься в школе, а я — в ПТУ…» Как-то так.

Алина усмехнулась.

— Тебе нужен гимн ПТУшника? — сказала она.

— Точно!

Я улыбнулся.

Добавил:

— И чтобы там «на горизонте» промелькнул Котёнок.

Волкова пожала плечами.

— Ну, я могу попробовать…

— Попробуй, пожалуйста, — сказал я.

Алина снова достала из-под парты портфель, извлекла из него блокнот. Я сказал ей, что стихотворение о Котёнке мне нужно не срочно. Но мои слова заглушил звонок на урок.

* * *

На перемене после первого урока меня отыскал Рокотов. Сергей пожал мне руку. Отвёл меня в сторону от окружавших меня одноклассников (и одноклассниц).

— Ну что, спросил у него? — поинтересовался Рокот.

Я кивнул.

Ответил:

— И даже больше: заказал ему стихи для песни.

Сергей улыбнулся.

— Напишет? — спросил он.

— Скоро узнаем, — ответил я.

* * *

После четвёртого урока Алина протянула мне открытый блокнот.

— Кажется, всё, — сказала она. — Не знаю, как получилось. Сочиняла наспех, почти не задумываясь. Раньше так не делала. Рифмы получились… так себе. Посмотри.

Я взглянул на исписанную мелким почерком страницу.

Прочёл:

— Ты учишься в школе, а я в ПТУ. Ты играешь на флейте, а я — на гитаре…

Кашлянул.

— А нельзя ли флейту заменить на другой музыкальный инструмент? — спросил я.

— Зачем? — удивилась Алина.

— Хм. Я так хочу.

Волкова пожала плечами.

— Хорошо, — сказала она.

Зачеркнула «на флейте» — написала «на скрипке».

— Ты учишься в школе, а я в ПТУ. Ты играешь на скрипке, а я — на гитаре…

Я кивнул головой и заявил:

— Другое дело! Стало гораздо лучше. Без флейты. Спасибо. Кукушкина была права: Волкова, ты гений!