Шагнул через порог — Алина посторонилась. Прошел к вешалке, повесил на крючок куртку. Разулся. Заметил выглянувшего из гостиной белого котёнка — перевернул ботинки подошвами вверх. Махнул рукой Кукушкиной: её голова появилась над Барсиком.

— Алиночка! — сказала семиклассница. — Скорее прячь спички! Пока он нам снова что-нибудь не поджёг!

Я прошёл в заполненную табачным дымом гостиную, снова (уже голосом) поприветствовал Лену. Увидел прислонённую к креслу гитару. Заметил, что в пепельнице на столе дымилась едва прикуренная сигарета.

Повернулся к Алине и скомандовал:

— Присаживайся, Волкова. Затуши сигарету: у вас тут уже дышать нечем. Спой «Ты возьми моё сердце» ещё разок.

* * *

В понедельник перед первым уроком я отыскал Рокотова. Сергей сидел за партой, готовился к уроку. Я прошёл между рядами парт — услышал удивлённые восклицания учеников десятого «Б»: «Котёнок!» Пожал Сергею руку, положил на столешницу перед Рокотом тонкую картонную папку (раньше я хранил в ней свои детские рисунки — вчера они перекочевали к грамотам и похвальным листам).

— Что здесь? — спросил Рокотов.

Он накрыл папку рукой.

— Ноты, — ответил я. — Для композиции «Ты возьми моё сердце».

— Котёнок, мы ведь уже говорили на эту тему, — сказал Сергей. — Композиция клёвая, не спорю. Но ни я, ни ты не исполним её нормально. Это девчачья песня.

Он развёл руками.

Его одноклассники притихли: прислушивались к нашему разговору.

— Помню, о чём мы говорили, — заявил я. — Но теперь я знаю, кто исполнит эту песню подходящим голосом. И не просто исполнит. А споёт так, что даже ты обалдеешь.

Рокотов вздохнул.

— Котёнок…

Я перебил его:

— У меня скоро будут и ещё несколько композиций под такой голос. Такие, что сгодятся для твоей зимней цели. Это будет не очередной «Гимн ПТУшника», можешь мне поверить.

Рокотов встрепенулся.

— Ты нашёл стихи?

— Да, — сказал я. — Вот только все они… не под наши с тобой голоса. Понимаешь, о чём я говорю? Они получатся не слабее, чем «Ты возьми моё сердце». Вот увидишь.

Сергей потёр подбородок.

— Я её знаю? — спросил он.

Я пожал плечами.

Рокотов сказал:

— Когда мы её услышим?

Я указал на папку.

— Как только вы это нормально исполните.

Сергей покачал головой.

— У нас нет времени на бесполезную работу, — сказал он.

Рокотов заглянул под картонную крышку.

— Но Бурый сыграет это на клавишах, — сообщил Сергей. — Легко.

Он снова прикоснулся к подбородку.

Предложил:

— Приводи её сегодня на репетицию.

— Постараюсь, — ответил я.

Добавил:

— Осталась только… чтобы она согласилась петь.

После уроков я вышел из школы — столкнулся с Наташей Кравцовой. Я замечал её пристальные взгляды во время уроков и на переменах. В классе Принцесса ко мне не подошла. Хотя я ждал, когда она предъявит претензии, из-за моего вчерашнего поспешного ухода от её дома. Но Кравцова подстерегла меня вне школьных стен. Она стояла около флагштока, будто изображала почётный караул; смотрела на выходивших из здания учеников. Заметала меня — ринулась на перехват. Наташа преградила мне путь. Я почувствовал, что настроена она решительно. Видел, как она крепко сжимала ручку портфеля, как нервно покусывала губы. Не заметил в глазах Принцессы выражение усталости и скуки, что появлялось в них при виде меня ещё недавно: весной этого года.

Я устало вздохнул. Смотрел на серьёзное лицо одноклассницы, подбирал в уме подходящие извинения: опыт прошлых лет подсказывал, что перед женщинами проще лишний раз извиниться, чем терпеть потом их ядовитые плевки в спину. Громыхнул дипломатом, поправил очки. Но не заявил об «искреннем сожалении». Потому что услышал извинения Кравцовой. Принцесса не выглядела виноватой: не опускала глаза, не скрещивала руки, не шаркала ногами. Но голос её звучал печально. Наташа подёргивала плечами, смотрела мне в глаза, словно считывала мои эмоции. Я невольно вспомнил, как проходили наши с ней разговоры, когда мы были девятиклассниками. Как вздыхал и заглядывал Наташе Кравцовой в глаза: отыгрывал роль влюблённого Пьеро.