Стоявшие рядом с нами гости столицы снова обернулись на звуки моего голоса. Посмотрели на нас и неприметные мужчины в серых костюмах, читавшие газеты в вестибюле гостиницы (я приметил двоих). Я усмехнулся, махнул рукой белозубым иностранцам — те помахали мне в ответ.

Журналистка приоткрыла рот.

— Ничего тебе не скажу! — заявил я.

Посмотрел Григалаве в лицо, хмыкнул. Развернулся на сто восемьдесят градусов. Поспешил к стоявшим около дверей лифтов одноклассникам.

— Мальчик, постой! — услышал за спиной голос журналистки.

Не обернулся. На ходу поправил очки. Догнал Свечина.

Лёня спросил:

— Что эта тётка от тебя хотела?

Я пожал плечами.

Ответил:

— Про какой-то ансамбль песни и пляски спрашивала. Решила, что мы приехали из Смоленска. Обозналась.

Свечин оглянулся.

— Не нравится она мне, — заявил Лёня. — Похожа на капиталистическую шпионку. Как бы она не попыталась нас завербовать. Мне брат рассказывал, что в Москве такое случается: он об этом в газете читал.

— Пусть только попробует, — сказал я. — Сразу сообщим нашим. Они её быстро скрутят.

Лёня кивнул, согласился:

— Сообщим.

Он нажал на кнопку вызова лифта.

— На каком этаже нас разместили? — спросил я.

— На одиннадцатом.

Я хмыкнул.

— Серьёзно?

«Опять одиннадцатый», — промелькнула в голове мысль.

Лёня кивнул.

— Высоко, — сказал он. — Зато вид из окна будет хороший.

* * *

Вышел из лифта — взглянул на запылённое окно. Лёня Свечин бросил на пол сумку, прислонил к стене гитару. Он прижал к оконному стеклу ладони и выдохнул: «Красота!» К окну я не подошёл. Но слева от Лёни увидел Останкинскую башню — справа рассмотрел мемориал «Покорителям космоса». Арку Главного входа ВДНХ заслонило правое крыло гостиницы. Я распахнул дверь. В гостиничном коридоре вновь усомнился в том, какой сейчас год. Потому что с момента моего прошлого посещения здесь почти ничто не изменилось. Я увидел на полу всё тот же ковролин. Узнал обитые деревянными панелями стены. Не заметил разве что кулер в коридоре. Хотя духота здесь стояла, как и во время моего предыдущего заселения.

Свечин подтолкнул меня в спину, обогнал меня и зашагал туда, где раздавались голоса наших одноклассников. Я побрёл следом за Лёней. На делёжку номеров мы опоздали. Нас поставили в известность, что в нашем отряде восемь парней и семь девчонок. Поэтому в одном из номеров будут разнополые жильцы. Снежка указала нам на дверь, за которой я увидел знакомую обстановку (за ближайшие сорок лет она почти не изменится) и сидевшую в кресле Волкову. Алина склонилась над своей сумкой, перебирала вещи. Классная руководительница объявила, что у нас есть два часа на отдых. А затем мы пообедаем и погуляем по территории ВДНХ (при упоминании ВДНХ Галина Николаевна указала рукой на приоткрытую форточку).

Классная руководительница ушла. Лёня тут же прислонил к шкафу около входа гитару и громогласно заявил: «Чур, моя кровать посередине! И я первый иду мыться!» Ни я, ни Алина с ним не спорили. Волкова уже застолбила место у окна (с видом на мемориал и телебашню). Я бросил на полку для чемоданов сумку, уселся на кровать у входа. Почувствовал под собой пружинный матрас (как и тогда). Вздохнул. Снова пробежался взглядом по номеру. Покачал головой. Пробормотал: «М-да. Дежавю». Отметил, что стол, кровати, кресло, шкаф и даже торшер выглядели удивительно знакомыми, но почти новыми. Вспомнил: за ближайшие десятилетия они поизносятся и состарятся… и останутся на прежних местах.

* * *

Свечин за стеной горланил патриотические песни — в ванной комнате шумели струи душа.

Я пересел на кровать, что стояла в шаге от окна. Рассказал Алине о встрече с журналисткой.

Волкова побледнела.

— Что теперь делать? — спросила она.

Мне почудилось, что Алина задержала дыхание.

Пожал плечами.

— Ничего, — сказал я. — Отдыхать. Гулять по Москве. А если не хочешь с ней беседовать…

Волкова помотала головой.

— Не хочу, — сказала она.

— Тогда не попадайся этой тётке на глаза, если она вдруг вернётся в гостиницу.

Я привстал, прикрыл форточку: музейный запах из комнаты выветрился, стало прохладно.

— Ну а если столкнёшься с ней, то отправь её в долгую пешую прогулку.

Алина опустила глаза.

— Она узнает, где я теперь живу. Опять… начнётся.

— Ничего не начнётся, — сказал я.

Поправил очки.

Добавил:

— Если бы захотели, то давно бы тебя нашли.