— Так про нее же, во всем поместье нет больше никого, заслуживающего такой нелестный эпитет… Вообще легкое происшествие, не тянущее даже на незначительный несчастный случай, граф или Рутгер даже не стали бы заморачиваться с этой бухгалтерией, но… как назло, они отсутствовали, и вместо них заправляла Грезе… А она нас ненавидит, ну ты и сам это поймешь. Отгул? Не-а. Хоть жена твоя рожать будет, хоть бы похороны у родни — не даст отгула, и не проси. С графом или его сыном эти вопросы решаются на раз, а вот с ней — никак и ни в какую. Просто потому, что она может.

— Знаю… Мне Исаак говорил, что она того… Графскую библиотеку чтобы посетить, мне пришлось напрямую у графа просить… За что она нас так ненавидит?

— А ты ее видел?

— Видел… Она смотрела на меня, как на говно.

— Ну а ты посуди сам. Вот есть она, страшная, как богиня краснокожих, и есть мы, очень даже ничего себе парни, воплощение девичьих грез примерно девяноста процентов молоденьких гражданочек Рейха. Конечно же, она мечтает о ком-то вроде нас, но… ты бы ее трахнул?

— Ты издеваешься?

— Вот и я — нет. Понимаешь, Грезе бы пожалеть, потому что ей не повезло родиться такой некрасивой… Я б и пожалел, если б не ее злоба по отношению к любому видному парню. Главное, ты еще не видел ее до того, как она стала доверенным лицом графа. Была тихой и вежливой, а как граф доверил ей единственной код от своего главного сейфа — так нос вверх… Хотя было бы чем гордиться…

Я насторожился:

— Ты хочешь сказать, что у графа есть какой-то сейф, код от которого он не доверяет даже своим детям? Странно…

Конрад криво усмехнулся:

— А вот ничуть. Все знают, что у детей и жены графа нет доступа к сейфу с важнейшими тайнами, а значит, их нет смысла похищать, пытать или подпаивать наркотиком. У графа есть еще одна секретарша — Зигрун…

— Тоже встречал. Очень милая девчушка.

— Вот она графом подобрана чуть ли не с улицы. Он оплатил ей учебу в университете, лечил за свой счет, когда Зигрун еще ребенком тяжело болела, материально помогал ее матери, тоже больной. Все то благополучие, которое окружает Зигрун, исходит от графа. Она обязана ему почти всем — и платит за это безграничной преданностью. Вот кому бы стоило доверять всецело… Но нет, граф сделал доверенным лицом Ирму Грезе. Казалось бы, с чего это вдруг?

— Хм… прозвучит дико, с учетом ее внешних данных, но, может, у них «неуставные» отношения?

Загоготали все, затем Вацлав сказал:

— Ставлю годовое жалованье против простреленного пятака, что нет. Я просто видал и несколько раз сопровождал любовницу графа — так вот, у любого мужика, который с ней переспит, уже не встанет ни на какую другую женщину, если только не равная во всем красавица. Буфера — во, фигура идеальна, лицо фантастически красивое, стопроцентно очень голубых кровей. К тому же обходительна и приветлива — словом, это просто идеал, выпестованный в какой-то очень приличной семье, а возможно, что и продукт селекции, есть пара организаций, которые занимаются выращиванием и воспитанием жен и любовниц для очень богатых людей… А еще она использует такой лексикон, какой я раз в жизни слыхал от большого научного светила…

— А ларчик-то просто открывается, — ухмыльнулся Конрад. — Граф очень заботится о Зигрун и потому никогда не доверит ей опасные секреты. Незнание — защита. А вот Ирму Грезе ему не жалко. Я только не понимаю, откуда у него уверенность, что она никогда его не предаст…

Я еще посидел и поболтал о том, о сем, а затем попрощался и пошел обратно.

* * *

Утром следующего дня меня снова вызвал граф.

— Наш план стал не нужен, — сообщил он. — Сегодня ночью наследник Дома Райнеров сам обратился в службу безопасности Рейха.

— Вот как? И почему?

— Из того, что известно мне, Герхард Райнер, сын Отто Райнера, либо не имел полного представления о делах отца, либо знал, но не одобрял. Это его версия, разумеется.

— Но он же не мог совсем ничего не знать?

— Не мог. Но и свидетельствовать против главы собственного Дома тоже нельзя. Как только он сам стал главой Дома — так и сообщил. Я-то понимаю, что это, скорей всего, просто попытка выйти сухим из воды, но стратегия правильная, подкопаться будет не так-то легко. Дом Райнеров теперь ждут обыски, допросы, следствие — надолго. Два человека, которым я хотел отомстить, мертвы. Так что дело можно считать утратившим высокий приоритет. Дело дойдет и до вас, вероятно, так что давать показания придется. Вы даже можете пойти на лжесвидетельство и сказать, что Герхард Райнер тоже был в лаборатории. Он в этом случае не отвертится.

— Ну, лжесвидетельство — это преступление не только против закона, но и против собственной совести. Не думаю, что могу пойти на это.

— Ну, в таком случае учитывайте, что новый Райнер может попытаться отомстить вам за отца и дядю.

— Надеюсь, он учитывает, что я могу повторить с ним то, что сделал с его отцом.

— Ха, отлично сказано! Как бы там ни было, я уже дал отмашку юристу и прямо сейчас он занимается официальным возвращением вас в мир живых, так сказать.

— Спасибо, ваша светлость. Что-нибудь еще?

— В данный момент нет. Просто отдыхайте.