Вместе с тем, при внешнем сходстве событий значительно поменялась подоплека. Ницше то ли не родился, то ли преждевременно умер, то ли просто не стал философом — и потому Гитлер не нахватался от него сомнительных идей насчет расовой чистоты. Верней, такие идеи все же были озвучены — но совсем в другом ключе.

Вторая мировая началась почти по расписанию, но закончилась всего за один год, и сама последовательность военных событий была иной. Рейх — к тому моменту он уже изменил название на окончательный вариант — без труда присоединил к себе все, что захотел, Франция и Британия объявили в итоге «тихую войну» и все шло как по маслу.

Но затем внезапно Российская Империя отказалась заключать пакт Голицына-Риббентропа и ввела войска в Польшу, Сербию и Болгарию — причем как к своим союзникам, без явных захватнических намерений. История повторилась полностью: заступничество России за Сербию привело к началу первой мировой, а затем и ко второй.

В Польше при этом случилась натуральная гражданская война между пророссийским правительством и сторонниками независимой возрожденной Речи Посполитой. Вторые начали проигрывать и обратились к Рейху за помощью.

Далее сценарий развивался как положено: осада Петрограда и наступление на Москву. Царская армия, вооруженная и обученная намного хуже рейховцев, но гораздо более многочисленная, после длительного отступления сумела занять оборону и ожидала подкреплений в виде сибирских дивизий.

И в самый разгар веселья появились подводные лодки ацтеков. Под ударом оказались почти все, российский император радовался этому недолго: к нему пожаловали с Аляски. В создавшейся обстановке о продолжении войны уже не могло быть и речи.

Второе нашествие ацтеков оказало Рейху колоссальную услугу. Если в одном варианте исторических событий «арийские сверхчеловеки» вообразили, что смогут одолеть всю Европу, и жестоко поплатились за это заблуждение, то во втором любому, самому упоротому ежу было очевидно, что арийская раса, даже победив «унтерменшей», окажется обессиленной перед лицом нового, организованного и многочисленного врага. Идеи превосходства арийской расы никуда не делись, но оказались направлены в другое русло.

Что касается СС, то они уже давно из боевых отрядов НСДАП превратились в тип армейских подразделений и переподчинены командованию вермахта. Пехотинцы «отрядов прикрытия», облаченные в убершвере-экзоскелетную моторизованную броню и вооруженные пулеметами, стали полностью соответствовать своему названию и несут охранную службу везде, где возможно появление какого-либо опасного врага, а часто — даже там, где он вряд ли появится, в том числе — на улицах Германии и практически в любом городе, большом и мелком. Просто потому, что присутствие эпично выглядящих бойцов в крутых доспехах повышает веру граждан в фатерлянд и фюрера.

Я отложил книгу и задумался. По всему получается картина, сильно отличающаяся от привычных мне исторических событий… но я-то знаю, как порой пишутся книги. История — жертва и наложница победителя, каждый ставит ее в такую позу, как ему нравится.

Пока я размышлял на эту тему, у меня в кармане завибрировал внутренний телефон.

— Нойманн на связи.

— Привет, — раздался в трубке голос Брунгильды, — ты как?

— В порядке, только о тебе слегка беспокоился.

— О да, ну еще бы, с учетом-то обстоятельств нашего знакомства, — ее голос стал немного насмешливым. — Я тоже на поправку иду. Собираюсь вот пообедать. Составишь мне компанию… Зигфрид?

— Я бы рад, но за пределами жилого блока для силовиков могу находиться только в библиотеке, да и то с охранником у двери.

— Ну ни хрена себе! — возмутилась Брунгильда. — Это вообще как так?!

— Ну, твой отец имеет вполне обоснованные опасения, с учетом того, где ты меня нашла. Он показывал мне фото создания, над которым, предположительно, «потрудились» Райнеры, так что я на его месте опасался бы тоже.

— Ну ладно, если фюрер не идет к горе — гора идет к фюреру. Пообедаем в библиотеке.

— Не уверен, что от этой идеи все будут в восторге, но тебе виднее.

— Скоро буду.

Она отключилась, а я мысленно отметил, как любопытно изменена довольно известная поговорка. А еще мне интересно, отчего Брунгильде так сильно хочется пообедать в моей компании. Вероятно, у нее есть какой-то серьезный разговор…

Или, может быть, дело в том, что я — фон Дойчланд?

А ведь действительно, я — потенциально носитель невероятно почетного титула, если мне удастся его сохранить. Это автоматически ставит меня в один ряд с очень известными людьми, получившими титул посмертно либо за какой-либо весомый вклад, либо за героизм… Хм.

Минут через пять на кресле-каталке с моторчиком приехала Брунгильда, и я невольно удивился тому, насколько жизнерадостно выглядит особа, буквально пару дней назад получившая тяжелейшие ранения и кашлявшая кровью. Правда, к ее левой руке все еще тянется трубка капельницы, а сбоку на кронштейне — двойной пакет с каким-то раствором, но в целом Брунгильда румяная и улыбающаяся. Удивительно.

— Отлично выглядишь, — сказал я.