— Слушайте, Владимир, а вам самому не досадно рассказывать мне, что и где у вас не в порядке? — ухмыльнулся я, притворяясь чуть подвыпившим.

— Есть немного… Но, во-первых, я не прячу голову в песок, а во-вторых… Это и так довольно общеизвестные факты, если я буду уверять вас, что у нас все в порядке — вы сможете поймать меня на лжи, а это вредно для репутации. И замалчивать я тоже не могу, потому что вы задаете вопрос, и если я раньше отвечал, а затем отмалчиваюсь — вы догадаетесь, что там неприятный момент.

— Логично… Скажите, Владимир, а вот представьте себе мир, в точности похожий на наш, только без магии. Как думаете, чем он будет отличаться?

Он задумчиво уставился вдаль, где вдали горят огни города по ту сторону залива.

— Полагаю, будет, но не сильно… Разве что ацтеки, не имея превосходства в магии, не смогут ничего противопоставить железному оружию, пороху и кавалерии. Кортес в таком мире мог бы и победить.

— Это точно, — кивнул я, — и вот тут-то начнутся расхождения. Новый свет завоеван и колонизирован, там возникают страны, похожие на европейские. Колонии обретают независимость, все такое. И эти новые страны начинают влиять на происходящее тут. Например, крупное государство в Северной Америке вступает в Первую мировую на стороне Антанты, и в итоге Ось проигрывает, причем даже не в двадцать втором году, а на четыре года раньше. Германия капитулирует, не вынеся тягот войны — причем в тот момент, когда линия фронта проходит ее по территории Франции.

— Это что за капитуляция такая? — ухмыляется Владимир.

— Простая — тылы не выдержали, ресурсы закончились. Но Антанта к тому моменту еще не могла сломить сопротивление ландвера: сказалась забитость линий снабжения. Германия уже не имела ресурсов, чтобы дать войскам, а Антанта имела, но не могла подвезти. Как итог, вернувшиеся германские солдаты не понимали, почему проиграли. Как же так, они ведь так крепко держались!!! Девизом будущего вермахта в итоге станет «Непобежденные на поле боя», родится миф о непобедимости германской армии, а капитуляцию объяснят другим мифом — «Об ударе ножом в спину», который якобы нанесли Германии евреи. Унизительный мирный договор будет вызывать в германском народе жажду реванша, к власти придет Гитлер — но у его бесноватости уже не будет козлов отпущения в виде ацтеков. Он начнет искать врагов внутри и найдет — евреев. Затем Рейх начнет захватывать Европу и в итоге пойдет на Россию, в которой к тому моменту уже давно убьют царя в результате революции.

— Печальную картину тут вы нарисовали, — протянул Нестеров.

— Но согласитесь, что логичную. Если царь и дворяне не маги — против вооруженной толпы черни ничего не поделать. Однако самая печаль дальше. Тут есть ацтеки, есть высшая раса и есть низшая раса, которую высшая защищает от ацтеков в обмен на работу. Но в другом мире ацтеков нет, так что унтерменши уже вроде как и не нужны. Рейх начинает проводить политику уничтожения унтерменшей, особенно евреев, но и русских в результате Второй мировой погибнет ни много ни мало — двадцать миллионов, из которых большинство — мирное население. Знаете, что такое газваген?

— Машина, развозящая жидкий газ?

— Пассажирский фургон, у которого выхлопной газ выводится в пассажирский отсек. Дешевле, чем расстрел, на патроны тратиться не надо. В концентрационных лагерях массово уничтожают заключенных — евреев, гомосексуалистов и прочих неугодных. Загоняют толпу в камеру, похожую на душевую, и пускают газ.

— У вас очень мрачное воображение.

— Ах, если бы… В общем, вторая мировая забирает жизни шестидесяти трех миллионов человек, из которых тридцать восемь миллионов — не солдаты. Россия в руинах, Германия — в руинах, Европа — в руинах. Такие вот дела. Само собой, что практически во всем мире нацизм как таковой полностью запрещен, пользуется всеобщей ненавистью, и если вас увидят с нацистской символикой — в лучшем случае тюрьма, а в той же России, если не повезет, можете не дожить даже до приезда полиции. Звезданут бутылкой по голове и привет.

— Да уж, — покачал головой Нестеров, — у вас воображение, скажем так, мощное, творческое…

— Да вот если бы… Ведь сказочке-то еще не конец. Владимир, я могу надеяться, что этот разговор останется между нами и никогда не станет известен третьему лицу?

Он чуть подумал и ответил:

— Неожиданный поворот, по правде, и я даже не стану озвучивать, какие подозрения у меня уже появились. Если разговор не выйдет за рамки праздной беседы после пары бокальчиков и, скажем прямо, я не увижу в нем ни угрозы интересам моей страны, ни какой-либо пользы для нее и для меня — то, конечно, можете. А если это что-то большее — сами понимаете, элементарная порядочность не отменяет долга и обязанностей.