Глеб молниеносно бросился к горшкам и стал каждый переворачивать вверх дном. Но ни на одном больше не было нарисованного мелом креста.

— Вы хоть понимаете товарищи, что это значит? — Немного запыхавшись, спросил сыщик. — Этот знак на единственной оставшейся не тронутой яблоне начертал сам преступник. Я пока не знаю зачем, но это серьёзнейшая улика! Ничего, выловим лиходея, я ещё не такие дела раскалывал, — зачем-то соврал Самоваров.

* * *

— Так точно, ваш высок благородие! — Гаркали каждый раз двое бравых стражника в красных стрелецких кафтанах, когда Глеб Самоваров задавал уточняющие вопросы. И от этого «ваш высок благородие» у Глеба уже звенело в ушах. Конечно, было приятно осознавать, что тебя здесь воспринимают как знатного боярина из Тулы, тем более ни князей, ни дворян, ни даже помещиков среди реальных предков Самоварова не числилось, но ничем не обоснованное раболепие несколько раздражало.

— Значит ты, Анисим, дежурил в тот день, когда украли саженец? — Ещё раз спросил Глеб.

— Так точно! — Рявкнул черноволосый бородач.

— Хватит! — Выкрикнул сыщик, голос которого внезапно дал петуха. — Кхе. Хватит постоянно орать «так точно» и «ваш высок благородие». Мы с вами все служивые люди, вот и давайте поговорим спокойно как товарищи. Значит, в тот день под вечер в оранжереи растениевод Сазонов и изобретатель Щукин играли в шахматы.

— Так то… кхе-кхе, — прокашлялся стражник Анисим. — Они каждый вечер играют, у них такая традиция. Правда, несколько дней игр не было, когда они из-за машинки изобретательской поссорились. Григорий Матвеевич кричал, что сперва эта адская машинка в шахматы начнёт побеждать, потом за человека соображать, а затем человека совсем и сменит к чёртовой бабушке. О какие дела, ёшкин кот. И просил он Емельяна Борисовича её срочно разобрать и забыть.

— Это к делу не относится, — тяжело вздохнул Глеб Самоваров. — Что необычного было в тот вечер?

— Так ничего необычного и не было, ёшкин кот, — пожал плечами стражник Анисим. — Хотя, постойте. Вспомнил! Конфетки-бараночки! Обычно Григорий Матвеевич и Емельян Борисович часа по два сидят, — почему-то зашептал стражник. — Либо чай заварят, либо кофе заморского и двигают свои шахматки по клеточкам. И постоянно о чём-то непонятном спорят. Конспекция… нет, концепция. О! Про концепцию какую-то судачат, иногда даже кричат друг на друга. А в тот вечер они как-то тихо посидели всего минут двадцать и разошлись, ёшкин кот. Сначала, Емельян Борисович пошли к себе в мастерскую, а затем Григорий Матвеевич вышедши, дверки оранжереи на замок и закрыл. Никто в оранжерейку влезть не мог. За это я ручаюсь, век воли не видать. Никита, подтверди, — обратился Анисим ко второму стражнику.

— Уху, — кивнул светло-русый бородач. — Оранжерейку охраняли как полагаца. Каждые полчаса в круг обходили. Ты, боярин, в нас не сумневайся.

— А в тот зимний вечер, когда порубили волшебные саженцы, что было необычного? — Спросила Василиса, которой этот разговор со стражей уже порядком надоел.

— Ничего такого и не было, ёшкин кот, — ответил Анисим. — Никита, подтверди.

— Уху. Сидели, в шахматку играли, спорили, — задумчиво пробормотал второй стражник. — Потом разошлись. А ещё потом, минут через двадцать, вернулся Григорий Матвеевич и ещё где-то цельный час в оранжерейке сидел.

— Подумаешь, конфетки-бараночки, — хмыкнул первый стражник. — Григорий Матвеевич может и посреди ночи заявиться. Сядет около цветочка и что-то ему ласково шепчет, наговаривает, а на другой цветок наоборот кричит и ругается. Учёный человек — всё равно, что чокнутый, ёшкин кот.

— Хорошо, — кивнул Глеб Самоваров. — Если ещё что-то вспомните, то доложить немедленно.

— Так точно, ваш высок благородие! — Гаркнули Анисим и Никита.

* * *

После первого рабочего дня в этом странном мире голова Глеба Самоварова буквально раскалывалась от количества полученной информации. Поэтому когда сыщик в обществе Василисы Премудрой и её верного телохранителя Герасима вышел из надвратной башни царского кремля, которую стража тут же закрыла на дубовый засов, он обречённо молчал. Помеченный крестом горшок, царь-батюшка, гоняющий со слугами футбольный мяч, красавица царевна, строившая ему глазки, ботаник Сазонов, играющий в шахматы с изобретателем паровой повозки Щукиным, всё это смешалось в какой-то маловразумительный смысловой комок. Однако требовалось взять себя в руки, решить задачку с одним неизвестным преступником и преспокойно вернуться в свою родную Москву.

— Какие будут идеи? Как будем изобличать разбойника? — Спросила Василиса, которая проведённым днём была более чем довольна.