Пусть боимся мы волка и сову. Дело есть у нас в самый жуткий час Мы волшебную косим трын-траву!

— Грянули, ромэлы! — Скомандовал Самоваров музыкантам, и они действительно грянули с листа, подхватив простенький мотивчик заводного припева. — Танцую все! — Снова закричал разбушевавшийся парень и, выскочив на центр зала вжарил шейк вперемешку с гопаком.

— А нам все равно! А нам все равно! — Горланил Глеб выделывая ногами такие кренделя, что у всей собравшейся публики повылазили глаза из орбит.

И закончилось бы такое спонтанное выступление Самоварова полным позором и провалом, если бы не царевна Синеглазка. Она подбежала к сыщику и очень ловко скопировала все его танцевальные па. Более того, царевна двигалась даже лучше некоторых профессиональных танцовщиц. Поэтому следом в плясовое безумие ринулись и остальные гости. Музыканты же быстро сориентировались и мастерски на мотив простенькой песни стали импровизировать. Со своими соло вступали то струнные инструменты, то духовые, то лупил по басовому барабану товарищ барабанщик.

— А нам все равно! А нам все равно! — Беспрерывно напевая одну и ту же строчку, около сыщика вдруг оказался, отплясывая в присядку, и гражданин царь. — Жги, Глебушка! — Заорал он. — Танцуют все, едрить через коромысло!

— Дело есть у нас в самый жуткий час! — Тяжело дыша, напевал разошедшийся сыщик.

— Мы волшебную косим трын-траву! — Звонким голоском подпевала царевна Синеглазка.

И сколько бы такая скачка продлилась — неизвестно, но вдруг Самоварова дёрнул за плечо Герасим и одним глазами показал: «срочно на выход!». Глеб без вопросов и лишних разговоров бросился бежать, стараясь сильно не задеть кого-нибудь из бояр или иноземных послов. Неприятностей и без того хватало. А из царского зала, по коридору два добрых молодца уже неслись во всю прыть.

— Что случилось⁈ — Крикнул Глеб в спину Герасиму.

— Сам не знаю, — буркнул телохранитель Василисы. — Прилетел какой-то стрелец и сказал срочно кликнуть сыщика из Тулы.

— Молодец! — Похвалил Самоваров напарника и прибавил скорости.

Только на улице, где уже сгустился сумрак, и слуги зажгли газовые фонари, этот самый стрелец объяснил, что произошло, пока дорогие и знатные гости выпивали, закусывали и плясали.

— Значит, этак, — начал свой рассказ крепкий бородатый мужик в стрелецком кафтане. — В оранжерей заявился Григорий Матвеевич Сазонов и устроил скандал. Мы, дескать, дубины неразумные, ему мешаем семена новые в землю высевать. И всю засаду из здания выгнал, стращая гневом батюшки-царя. Вот я и пришедши сюдым. Прям не знашь — кого слухать?

— Ясненько, глас вопиющего в пустыне услышан, — кивнул головой сыщик и коротко скомандовал, — за мной.

И вся троица легкой трусцой понеслась к зданию оранжереи, которое находилось в пятидесяти метрах от парадного входа в царский дворец. А через несколько секунд, завернув за угол и увидев, что растениевод Сазонов уже вышел из своей вотчины и ругается со стрелецким караулом, Самоваров заголосил:

— Гражданин Сазонов, мне всё известно! Руки вверх!

Но мирный интеллигентный учёный, светило ботанической науки и мастер шахматных комбинаций, повёл себя крайне странно. Вместо того чтобы поднять руки и дождаться вмешательства просвещённого царя Евагрия, он размахнулся сумкой, в которой был, судя по размерам спрятан небольшой деревянный ящик и саданул двух стрельцов, преграждавших ему путь. Служивые парни от неожиданности отлетели в сторону, а растениевод бросился бежать по направлению к единственной открытой надвратной башне.

— Стой, сволочь! — Заорал Глеб. — Догоню, все тычинки с пестиками поотрываю! Держи его хлопцы!

На дорогу откуда-то выскочил ещё один сторожевой стрелец, но Сазонов бросил в него ящик и очень расчётливо дал с ноги по колену. Естественно, служивый рухнул на газон и смачно выматерился, но мятежного ботаника не остановил.

— Быстрей! — Рявкнул сыщик уже на своих спутников, которые, к сожалению, футболом не занимались и всё сильнее отставали от Самоварова, а надвратная башня становилась всё ближе и ближе для беглеца.

— Не уйдешь, гад! — Прохрипел Самоваров, ускоряясь уже из последних сил, потому что подсознательно чувствовал, что у башни может произойти что-то нехорошее.

И, к сожалению, дальше случилось то, чего больше всего он и боялся. От ворот навстречу ботанику Сазонову выбежал дьяк сыскного приказа Юрий Длиннорукий и, выставив перед собой пистолет, надавил на спусковой крючок.

— Бух! — Громко хлопнул выстрел, и учёный с мировым именем, вскрикнув, повалился навзничь.

Но это было ещё не всё. Когда Глеб подбежал к покойнику, тот прямо на глазах уменьшился в размерах и разительно поменялся в лице.

— Оборотное зелье, — тяжело дыша, сказал, прибежавший быстрее стрельцов Герасим. — Это этот…

— Тугарин Змеевич, — презрительно скривив губы, произнёс дьяк Длиннорукий. — Добегался, проклятый расхититель царской собственности.