Эта волна мертвецов перевалила через соседний дом, забираясь по крыше и посыпалась прям на головы ближайших бойцов, которые охраняли магов. Закричали от ужаса маги, взревел от ярости Нестор. Как закричал и я ринувшись к ближайшей девке с арбалетом. Пока она обернулась, застыв с побелевшим, перекошенным лицом, смотря на ожившую смерть. Что выкашивала ее братьев и сестер.

Руки у меня были скованны, цепь, что соединяла запястья была не больше фута длины. Но этого хватило, чтобы перенаправить ее арбалет в громилу в кольчуге и залитой кровью бородой. Что орудовал громадным топором, кроша в салат охранение магов в нескольких шагах от нас. И нажать на спусковой крючок.

Расстояние было совсем смешное, толстое древко со стальным наконечником выпущенное из тяжелого арбалета с такого расстояния гарантированно пробивает пластинчатый доспех рыцаря. Я попал ему чисто в бок под правой рукой, пробив кольчугу и его похожую на сталь кожу, а звук был словно в гранитный камень попал.

Зря я называл ее дурой двинутой, соображала она явно побыстрее моего. Вампир получив арбалет в бок даже не покачнулся, он замер, и медленно повернулся. Чтобы посмотреть, кто это там такой идиот выискался. Инквизиторша молниеносно выпустила арбалет из рук, да так, что когда он повернулся, то получалось, что разряженный арбалет остался в моих руках, а она вообще не при делах. Просто мимо проходила.

— От дерьмо… — только и успел выдохнуть я.

Он оценил всю картину и в один шаг прыгнул к нам преодолев все расстояние в одно мгновенье. Его подкованный сапог врезался мне в живот вышибая воздух: меня словно тараном ударили, внутренности взорвались болью, а сам я сложился пополам словно мокрая тряпка облепив его ногу и отлетел на ярдов пять. Упал на землю, расплескивая в стороны жидкую грязь смешанную с кровью и гарью от сгоревшей часовни.

Я хватал воздух как рыба ртом, пытаясь сделать хотя бы один вдох. Этим ударом он выбил меня из круга защиты. И получалось, что я оказался скованный вне разгорающегося побоища. За моей спиной была сгоревшая часовня. Попытавшись перевернуться и вдохнуть я натолкнулся взглядом на мертвецов всего в нескольких шагах от меня. Чудовища смотрели на меня полными бесконечного голода глазами.

Их безжизненно-серая, обескровленная кожа напоминала шкурку высохших и сморщенных плодов, мертвые глаза, как у куклы, блестели битым стеклом, рот напоминал — усеянную лезвиями яму, а ногти на скрюченных и подгнивших пальцах у них были остры и тверды, словно железо. Твари урча от предвкушения смотрели на меня своими бездушными, полными голодной злобы глазами.

Ближайшая была женщина. Селянка, если судить по оборванному, домотканому платью. Убитая лет так в тридцать. Двигалась тихо, точно призрак, она кралась ко мне в ночи, скользила словно пантера сквозь похожие на корабельные обломки сгоревшей часовни. Волосы у нее на голове превратились в копну спутанных и грязных, некогда светлых прядей, кожа вокруг жуткой раны на шее висела влажными лоскутами.

Следом за ней полз опустившись на четвереньки, и скалясь, словно больная бешенством и оголодавшая собака, тощий и нагой подросток. Мальчик, лет десяти не больше. А за ним возвышаясь в порванном, окровавленном балахоне стоял мертвый служитель ордена. Что водил словно прожектором своим полным голода взглядом.

Ближайшая тварь раззявила рот полный острейших словно бритва зубов, вывалив распухший язык, она зашипела оскалившись еще больше, издав глухой звук, похожий на шипение пролитой на стол кислоты. А над ними, полыхали как два красных маяка в ночи горели зрачки. За тупыми голодными тварями стояло создание куда голоднее, там стояла Марика. Окружённая словно накидкой клубящимся, закручивающимся у ее ног в спирали туманом. Я был без оружия, скован кандалами, что блокируют магию носителя. Окруженный тварями, что в принципе не знают, что такое жалость. Мы для них скот, годящийся только для одного случая — пища. И когда вампир перевел взгляд своих черных, словно самая темная ночь глаз на меня, я понял, как сильно вляпался.

Хоть Полночь и пожирала страх, помогая мне как могла. Он все равно разливался жидким, сковывающим сознание клеем. И я пополз, больше инстинктивно чем осознанно от этого воплощения всех самых темных кошмаров. Скользя сапогами по грязи и пеплу в сторону разрушенной часовни.

Твари было ринулись но зашипели от разочарования, подчинившись, уступая право пировать первой своей хозяйке. Марика, ступая своими изящными, кожаными сапожками по грязи пошла в мою сторону.

Я полз по обрушившимся балкам, по обугленным, застывшим в немом крике телам тех, кто пытался спрятаться в часовне, в которую не было входа чудовищам. А раз они не смогли войти, они ее просто сожгли, вместе со всеми, кто там остался. Она встала на пороге, уперев мыски сапожек в обугленный проем. А потом взяла и перешагнула внутрь. Это место больше не могло сдерживать чудовище. Потому что сожженная часовня Всевидящего, бывшая ранее освященная земля, залитая кровью верующих утратила свою силу.