Я выбрался из чащобы вторым. И, правда, не поверил. Не мог я себе представить в тайге ничего подобного. Зрелище было настолько не реальным, что не вызвало даже удивления. Почти как полотна сюрреалистов — смотришь, видишь, но не можешь принять.

Сразу за деревьями начинались дома. И не какие-нибудь кривые деревянные домишки, заброшенной деревни. Нет. Полноценные бетонные коробки в два этажа. Целый городок. Он смотрел на лес разбитыми стеклами. Сверкал облупленными боками. Красовался разрушенными ступенями.

Вид имел жалкий, унылый и одинокий. Вокруг царили разруха и запустение. На самой опушке, как памятник прошлой жизни, возвышалась покосившаяся голубятня.

Мне стало жалко это место. Столько в нем было когда-то тепла, столько жизни. И вот…

— Апокалипсис, — машинально вырвалось у меня, — натуральный апокалипсис. Что же здесь случилось?

— Что? — Юрка дернулся в мою сторону. — Что ты сказал?

— Ничего…

* * *

— Тох, неужели вышли к руднику?

Санжай тоже не мог поверить в увиденное.

— Значит, не так сильно и отклонились?

Антон кивнул. Сказал одно слово:

— Повезло.

И зашагал вперед.

Юрка трещал, не переставая:

— Вышли? Да? Неужели вышли? Нет, правда?

На его вопросы никто не отвечал. Впрочем, он и не нуждался в ответах. Парня захлестывали эмоции и выплеснуть иначе он их пока не мог.

Голубятня была совсем ржавая. Это стало видно вблизи. Меж опорами густо пророс осинник. Пока еще совсем молоденький, нежный. Деревца трепетали от движения ветра, шевелили листочками. Я провел кончиками пальцев по металлу и сразу об этом пожалел. К коже прилипла ржа. Влажная. Яркая. Пришлось отереть ладонь о штаны. Благо, жалеть их уже не имело смысла. За двое суток в тайге они и так были заляпаны сверх меры.

Мы обогнули голубятню, сразу оказались на узенькой улочке. И зрелище стало еще печальнее. Асфальта здесь не было никогда. Но сейчас от укатанной щебнем дороги не осталось почти ничего: травы, вымоины, две молоденьких ели, кустарник.

Почти по центру ржавела брошенная кровать с никелированными шарами на спинках. Сетку в центре остова давно съело время. Сейчас там дружно росла крапива. Высокая, почти в человеческий рост. Рядом валялся большой гуттаперчевый пупс. Голый, без одежды. С расстояния он был до жути похож на младенца. Казалось вот-вот и заплачет.

Видно, так подумалось не мне одному. Юрка тихо матюкнулся. Антон передернул плечами.

— Идем? — спросил он, обращаясь почему-то исключительно к Кольке. — Что там твой хозяин думает на этот счет?

Санжай качнул головой, шепотом произнес:

— Не знаю.

За спинами истошно заорала кукушка.

— Черт! — Юрка крутанулся на месте, выставил перед собой нож. — Черт! Черт! Ну сколько можно уже меня пугать?

Я шарахнулся в сторону. Не сдержался:

— Заберите уже кто-нибудь у этого психа оружие! Он же от испуга всех нас перережет!

Кукушка заткнулась. Юрка отчаянно смутился, спрятал нож в мешок. Сказал:

— Простите, ребят. Страшно очень. Все эти Колькины сказки. Хозяин. Кукушка. Кукла эта мерзкая…

Он помолчал, замялся и признался:

— А еще мне все время кажется, что за нами кто-то следит. Я прям чувствую взгляд, вот здесь.

Он ткнул пальцем назад, указывая себе на загривок.

Я прикрыл глаза. Постарался сделать глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Не помогло. Самым страшным казалось то, что Юрка был не одинок. Я тоже ощущал посторонний взгляд. Спиной. Затылком. Всем своим существом. И мне от этого было жутко.

* * *

— Чушь, — Тоха нервно сглотнул. — Откуда здесь взгляды? Здесь кроме зверья никого нет.

Он первым сделал шаг. Прошел мимо кровати. Вздрогнул. Едва не перекрестился. Следом шагнул Санжай. Глянул на что-то с мрачным любопытством.

— Мих, можно я тебя за руку возьму? — попросил Юрка. — Мне рядом с тобой спокойнее.

Я протянул ему ладонь. Мне тоже было лучше от ощущения живого тепла. Так мы и пошли по улице. Рука об руку, как в детском саду. Испуганные и решительные.

Как я не заорал, не знаю. Сердце в груди гулко бахнуло и пропустило удар, едва не свалилось в пятки. У пупса не было глаз. Оплавленные глазницы зияли наружу. Оттуда смотрела пустота. Из центра живота, там, где у нормальных людей находится пупок, торчала вязальная спица.

Юрка шарахнулся в сторону, споткнулся, завалился сам, в полете подбил меня под колени сапогом. От неожиданности я приземлился на четвереньки. Рукой пихнул куклу. Замер, ожидая игрушечного плача. Не дождался.

Вокруг было тихо. Из зарослей крапивы выскочила крыса. Тощая. Облезлая. Глянула злыми бусинами глаз. Поспешила вдоль по улице и скрылась меж домами.

— Чего вы там застряли? — раздался голос Санжая.