У костра продолжалась игра. Веселая, бесшабашная. Карты сами собой взлетали в воздух. Сами ходили, сами отбивали. Все сами. Не было там ни одного игрока. Ни живого, ни мертвого. Не было вообще никого.

Полешки сами прыгали в костер. Чайник сам разливал по чашкам отвар. Чашки чокались с металлическим лязгом и опрокидывали содержимое в невидимые глотки. Веселье было в самом разгаре. Только люди на этом празднике жизни оказались лишними.

— Смотри! Смотри! Смотри! — раздалось на все голоса из тумана. — Не найдешь убийцу, так будет всегда. И ты здесь останешься. Хозяину нужны мертвяки…

Голоса все были незнакомые. И все они звали меня.

— Не дождетесь! — заорал я во всю глотку и ринулся прочь.

Ринулся… Три раза ха-ха. Сложно бежать, когда туман вцепляется тебе в ноги. Держит. Волочится следом трехпудовой гирей. Я едва передвигал ногами. Я пытался убежать и не мог.

Туман обступал со всех сторон. Туман смотрел на меня мертвыми лицами. Чужими лицами, незнакомыми. Туман не отставал. Я плюнул, сжал зубы, до боли, до скрежета, и пошел напролом. Прямо сквозь упругую белую стену.

* * *

Утро застало меня в палатке. Не в чьей-то чужой, а в моей собственной палатке. Рядом, прижавшись всем телом и крепко вцепившись в мою руку, спала Наташа. Живая Наташа. Совершенно живая. Теплая.

Я провел рукой по ее щеке — нормальная кожа. Ни язв, ни трупных пятен. Ничего, что напоминало о вчерашнем Генкином визите. Черт, а был ли он, это визит? Может, мне все приснилось? Я ощупал себя. Странно. Очень странно.

Мы были одеты — и Наташа, и я. Да что там, одеты. Мы были даже обуты. И спали вповалку поверх моего мешка. Я чуть приподнялся и тут же поморщился. Зверски болела голова. В горле стоял дикий сушняк. Зрение слушалось плохо — предметы вокруг двоились, расплывались. Я никак не мог сфокусироваться хоть на чем-то. И вообще было невероятно хреново.

Я хотел было сесть, привести в порядок мысли, чувства. Но Наташа вцепилась в мою ладонь и, не открывая глаз забормотала:

— Нету! Слышишь? У меня больше ничего нету! Забирай ожерелье. Забирай бусины. Больше ничего нет! Не трогай меня. Не трогай. Я жить хочу! Страшно! Страшно!

По щекам ее потекли слезы. Мне стало ее жаль. Я стер ладонью влажную дорожку и прошептал девушке на ухо:

— Не бойся. Тебя никто не тронет. Я не позволю.

Язык во рту ворочался с трудом. Слова получались невнятные, но Наташа поняла. Проснулась. Распахнула глаза. Увидела меня, попыталась улыбнуться, но тут же сморщилась, пожаловалась:

— Пить хочется. И щека болит.

Я вновь провел по ее коже. Теплая, бархатистая, с россыпью огненных веснушек. Сказал:

— Странно, что болит. Тут ничего нет. Ни синяка, ни раны. Может, прикусила?

— Не эта щека.

Наташе слова тоже давались с трудом. Она перевернулась на спину, показала пальцем на вторую щеку.

— Эта.

Я аж охнул. Лицо ее было разодрано. От виска и до самого подбородка шли три глубокие борозды. Раны за ночь подсохли, не сочились, не кровили, но выглядели все равно ужасно. Кожа вокруг покраснела и припухла.

— Горит, — сказала девушка плачущим голосом. — Больно. Что там?

Я попытался ее успокоить:

— Ничего страшного. Ты где-то оцарапалась.

— Правда? — ей очень хотелось верить.

Я кивнул.

— Правда, не трогай. Сейчас найдем Эдика, и он тебя полечит.

Из палатки выбирались на четвереньках. Ни у нее, ни у меня не было сил. Снаружи Наташа уселась на землю, вздохнула, спросила, надеясь на объяснения:

— Что с нами было ночью?

— Не знаю, — честно ответил я, — наверное, это все Санжаев хозяин. Пугал.

На этот раз она не стала спорить. Только прошептала едва слышно:

— Миш, он страшный. Я его видела.

Я не сразу понял, переспросил:

— Генку?

Она махнула рукой.

— Причем здесь Генка? Хозяина. Он приходил ко мне.

И Наташа горько заплакала.

Она плакала, терла лицо, моргала и отчаянно щурилась. Словно под веко ей попала ресничка. Я испугался, что ночью девушке поранили не только щеку, но и глаз. Поэтому спросил:

— Что у тебя с глазами?

— Не знаю. — Наташа вздохнула. — Смотреть больно. От света режет.

— Режет глаза?

Это было совсем непонятно. Я быстро к ней придвинулся, встал рядом на колени.

— Покажи.