Наверное, сегодня случилась ночь откровений. Ната не стала смущаться. Выпалила прямо:

— Правда! А чего ты ожидал?

— Ничего. — Пусть я не помнил ничего из прошлой Мишкой жизни, но мне стало тошно. Стало обидно и противно.

— Нет погоди, — Ната никак не унималась, — честно, так честно. Кто я для тебя? Красивая игрушка? Ценный приз? Ты же всю жизнь получал, что хотел. У тебя же дед академик. Тебе все можно! Тебе все девчата в рот заглядывают. А Юрка меня любит!

Она сделала шаг назад, бывший лучший друг Михи прижал ее к себе. Мне стало все равно.

— Так что ж ты не с ним? Тебя никто, вроде, не сажал на цепь и силой не держал.

Она сразу потухла. Глянула на Юрку виновато.

— Дура потому что. Купилась на твои обещания, — Ната безнадежно махнула рукой, — а потом… Потом даже привыкла как-то. Решила, что так и должно быть.

И она впервые за эти дни дала слабину. Неожиданно разревелась. Юрка бросил на меня победный взгляд, повернул Наташу к себе, обнял еще крепче, поцеловал в рыжий затылок. Я решил их не тревожить. Пусть живут. Вдруг, и правда, нашли свое счастье. Меня куда больше интересовала другая парочка.

Эти самозабвенно лаялись. Милая Зиночка осыпала Эдика нелестными эпитетами, перемежая их мужицким матом. Откуда только что взялось. Я невольно заслушался, а потом решил спросить:

— Зиночка, вот скажи, только честно, ты кого-нибудь вообще любишь?

Девушка распахнула глазищи, изумилась совершенно искренне:

— Любить? Вот еще. Настоящая женщина не должна любить. Настоящая женщина должна дарить себя тому, кто этого наиболее достоин.

Эдик схватился руками за голову и застонал:

— Дрянь…

— Ну, что ты, Эдичка, — голос Зины Беловой стал медовым, — ты же умный мальчик, должен был понимать…

Я даже порадовался, что эта холодная расчетливая гадюка не моя любовь. Что я сейчас не на месте Эдика. Что на подобные откровения мне наплевать.

Ната сжала кулаки, но приближаться к подруге не стала:

— Достойные рассуждения для комсомолки, — сказала она.

Зиночка звонко рассмеялась. В воздухе словно рассыпали хрустальные шарики.

— Ой, насмешила. Да кому он нужен этот ваш комсомол. Что мне с него? Он в карманах не звенит!

— Мда, — только и сказал Антон, — однако…

* * *

Когда первый пыл угас, когда сладкая парочка устала лаяться, когда страсти немного поутихли, Тоха рассадил всех у огня.

Колька, никого не спрашивая, заварил чай. Я оглядел всю компанию. Удивительно, но Эдик вновь обнимал Зиночку, словно и не было обидных слов. Невольно подумалось, странная у некоторых любовь. Хотя, если вспомнить Мишку, Нату и Юрку… Было бы чему удивляться.

Двое последних тоже сидели рядом и выглядели по-своему счастливыми. Я чуть подумал и устроился возле Тохи. Он мне казался самым надежным, если, конечно, не считать Кольки.

В озере плескала рыба. Стало удивительно спокойно. Тайге были безразличны на наши проблемы, страсти и горести. Она жила своей жизнью.И в жизни этой практически не было места человеку.

Костер горел жарко. Колька не стал жадничать, засунул в огонь целую охапку хвороста, подкинул от души полешек. Мы все сидели вкруговую. Почти.

Рядом с Эдиком и Зиночкой образовалась пустота. Впрочем, их это не сильно напрягало.

Тоха говорил спокойным голосом, обращаясь в основном ко мне с Санжаем:

— Вы, ребята с самого начала не задали себе нужные вопросы.

— Это какие? — поинтересовался Колька.

— Самые простые. Во-первых, кто лучше всех знает, где Гена хранит онгон. И, во-вторых, кто собирал в поход аптечку и знал, как пользоваться клофелином.

— Мать вашу, — Колька стыдливо опустил глаза.

И я был с ним солидарен. Так и хотелось воскликнуть: «Элементарно, Ватсон!»

— Вот тогда бы у вас не возникло вопросов, где искать убийцу.

Чайник над огнем закипел. Колька закинул туда известные только ему травки. Тоха принюхался, усмехнулся:

— Опять какой-то дряни намешал?

Колька притворно осклабился:

— Зачем дряни? Чего обижаешь? Здесь всего-то зверобой, земляника и бадан.

— Ну-ну, — Тоха сделал вид, что не верит, — знаю я вас, шаманов недоделанных.

Я думал Санжай обидится, но нет, он звонко рассмеялся.

Чуть позже чай разлили по чашкам. Ната чуть поколебалась, но принесла остатки ужина. Когда все снова уселись, Тоха приступил к допросу.

— Ладно, Эдик, — сказал он, — хватит отмалчиваться. Рассказывай, зачем вы весь этот цирк устроили.

— Ничего не цирк! — выпалила Зина. — Это все Генка виноват!