— Эксперименты ставились, результаты… в целом интересные, но практической пользы не имеющие. Да, получалось что-то вроде древних гуманоидов, но из-за генетического дрейфа в течение сотен тысяч лет какие-то детали изменились, какие-то вообще утратились… В общем, результат получился нежизнеспособным. Но это является неоспоримым фактом биологического регресса, который, кстати, происходит гораздо чаще биологического прогресса. Просто в сложной биологической среде регресс в основном выживаемость организма снижает и результаты его не так заметны.

— Наверное, вам стоит написать какой-нибудь учебник по биологии, по генетике. Вы же в школе изучили, вероятно, в разы больше, чем наши ученые об этом знают!

— Ваши ученые о генетике вообще ничего не знают, они даже не подозревают, что такая наука есть.

— Но ведь…

— Я поняла, вы опять о вопросе околонаучных споров вокруг генетики. Слово ученые придумали, а вот что оно означает — пока даже не подозревают. И сторонники товарища Лысенко, и его противники несут полную чушь. А разница между ними… вот когда-то была теория теплорода. С точки зрения современной науки — полная ересь, но в свое время на базе этой теории были изобретены тепловые машины, например тот же паровоз… Просто неправильная теория относительно корректно описывала существующий на тот момент объем знаний. Так и в современной генетике: все несут чушь, но сторонники Лысенко на основе накопленных эмпирических знаний изобретают паровоз. Криво, косо — но результат, причем положительный, они выдают в виде новых сортов растений и животных. Они — применяют свою теорию на практике, хотя пока и не понимают, почему часто результат получается отрицательный. Хотя со временем и разберутся… не все, конечно. А его противники — они придумали свою теорию, и вместо того, чтобы на ее основе пробовать получить какой-то результат, пытаются ставить эксперименты, которые эту теорию должны подтвердить. А все, что ее не подтверждает, просто объявляют происками империализма.

— Так уж и империализма…

— Ну на Трофима Денисовича они жалобы пишут, обвиняют его в классовом отходе от марксисткой науки. Вы не обратили внимание, что на сторону противников Лысенко встала куча народа, в биологии понимающая лишь то, что колбаса из мяса делается? Им на биологию и на генетику в частности вообще плевать, они опасаются, что и от них страна потребует практических результатов — а пока они сытно кормятся, всего лишь изображая бурную деятельность. А те, кто результат уже дает, почему-то клеймить Лысенко не бросились, у них просто времени нет, они делом заняты! Хотя… и среди сторонников Лысенко мерзавцев тоже хватает, которые только гадить могут. Взять, к примеру, того же Презента… Можно я его убью потихоньку?

— Даже так? А если не убьете, то сколько лет, по вашему, он еще гадить науке будет?

— Не науке, а в науку… не знаю. Пока что выглядит он достаточно здоровым…

— Но вы точно знали… вы мне говорили, когда должны были умереть различные деятели…

— Я с собой притащила три списка, в памяти притащила. Первый — кому жить категорически не надо, второй — кого нужно обязательно оставить в живых, и для них я даты смерти тоже принесла, чтобы не опоздать спасать. А третий списочек — это те, кто должен не просто умереть, а сгинуть так, чтобы потомки слова доброго о них сказать не пожелали.

— И большие списки?

— Не очень. Смертников обеих категорий примерно восемь сотен, тех, кого крайне желательно оставить в живых — человек двести пятьдесят. Да, еще был списочек, примерно на пару тысяч голов, тех, кого просто трогать не нужно. Пусть живут как жили и помрут пусть когда им природа укажет.

— А в этом списке кто? Можно парочку примеров?

— Авиаконструкторы Туполев и Яковлев. Хорошего сделали много, но и плохого достаточно, чтобы не заботиться о продлении их жизней.

— А потом в стране запустим заводы по производству, как вы называете, сильнодействующих препаратов…

— А на них они не подействуют. На них даже бодрячок и тормозуха не действуют, я уже всем таким нужный ингибитор скормила.

— То есть вы решили на себя примерить маску бога и определяете, кому сколько жить⁈

— Нет, не определяю. Решатель выдал мне списки, я их просто придерживаюсь. Зачем, почему — это дело не мое. Я всего лишь врач, а то, что теперь мне приходится лечить общество в целом — так врачи себе пациентов не выбирают…

— А кто такой этот ваш Решатель? Его же здесь нет и, если я вас правильно понял, уже никогда не будет, а вы его указания беспрекословно исполняете…