Согласно своему плану я оставался в городе. Но с определенными людьми наши дороги расходились. Навсегда или, по крайней мере, очень надолго.

Первым делом я встретился с Жендосом и Серым. Вышел во двор, когда они делали кораблики из листьев и газет и пускали их по весенним ручьям.

— Пацаны, — я сел на пень, оставшийся от дерева, которое вырубили еще осенью.

Парни сделали вид, что не слышат меня. Но я знал, что они слушают.

— Вы не представляете, как я скучаю по вам. Как мне хочется забыть обо всем и просто делать с вами эти чертовы кораблики и пускать их по воде.

Меня пробило. Я вспомнил свою прошлую жизнь. Как мы уже однажды прожили это детство. Как безболезненно повзрослели и жизнь развела нас в разные стороны. Но сейчас я должен был сознательно покинуть их. И это оказалось невероятно тяжело.

Я разрыдался. Как маленькая девочка. И казалось бы, что мне стоит не уходить? Остаться и наплевать на все? Но что будет тогда с матерью? С тварями на севере? С сестрой? Променять возможность построить свою маленькую империю на шанс еще раз прожить детство. Но выбор я уже сделал. Я уже однажды был ребенком. Но еще никогда не был главой сильного клана. Еще никогда не менял мир к лучшему.

— Да ладно тебе, Костян! — Серый сдался первым, подошел ближе и сел рядом. — Мы же просто прикалываемся. Жендос предложил тебя проучить.

— Че ты расхныкался, как девчонка? — мой лопоухий друг бросил палку, пытаясь потопить запущенный собой же кораблик и тоже подошел ко мне.

— Я в норме, — улыбнувшись, я стер слезы со ресниц. — Просто мне нужно уехать.

— Надолго? — Серый нервно почесал свой шрам у брови и переглянулся с другим моим другом.

Я сделал паузу.

— Навсегда.

— Да ты гонишь! — махнул рукой Жендос.

Я покачал головой.

— Мать с сестрой в другом городе. Я должен переехать к ним.

— Серьезно? — Серый не мог поверить своим ушам.

И тут я понял, как парни отреагируют. Понял, что сейчас они снова обидятся и оставят это со мной на всю жизнь. Поэтому ответил:

— Шучу! — я переменился в лице и ударил Жендоса по плечу. — Классный я актер, да? Вот ты Серый, можешь заплакать, если тебя попросят?

— Ну да, — ответил тот. — Надо только вспомнить какой-нибудь грустный случай.

— Да не сможет он! — подхватил Жендос. — А вот я смогу!

Тот вечер был одним из самых лучших в моей новой жизни. Я выключил пейджер, вырвал телефонный провод из стены и провел день весенних каникул со своими лучшими друзьями детства. Потом всю ночь мы играли в денди, а на утро разошлись по домам. И я знал, что больше никогда их не увижу. И что больше никогда мы не будем дротить в танчики до самого утра.

— Круто оторвались! — заключил Жендос и выйдя за порог моей квартиры махнул рукой.

— Ваще! — подхватил Серый. — Давайте вечером повторим? Пока каникулы.

— Посмотрим, — не стал врать я. — Созвонимся.

Я захлопнул дверь, закрыл глаза и еще раз мысленно попрощался со своими друзьями.

Если бы я был старше, то скорее всего заливал бы всю следующую ночь. Проклинал бы обстоятельства и то, что вынужден отказаться от лучших моментов жизни. Но, чтобы не грызть самого себя, я тут же переключился на другие дела. Поехал в поместье главы големов.

Когда-то за подпись я обещал Галицкому быть наставником для его сына. Поэтому выбрал время и рухнул как снег на голову. Те с радостью встретили меня. После занятия с маленьким Игорем я вернулся к главе клана и рассказал, что собираюсь сделать. Он поддержал. Ровно, как и главы других кланов, которые подписали мне справку. Поэтому в этом плане я ничего не терял.

Однако был еще один человек, с которым после возвращения я не смогу общаться также, как раньше.

— С прошедшим восьмым марта! — я достал из портфеля красную коробочку.

Мы с Клаус сидели за одной партой в первый учебный день четвертой четверти.

— Что это? — щеки моей соседки покрылись румянцем.

— Открой.

И аристократка открыла. Увидев красивые сережки из белого золота она еще больше засмущалась.

— Я не знаю, что делал бы без тебя, — сказал я и протянул подруге кулак.

Та, вместо того чтобы отбить наше привычное приветствие, убрала мою руку в сторону и обняла меня. Я не сопротивлялся. Потому что знал, что это последний урок, на котором мы сидим за одной партой.

— Ладно, ладно, — я похлопал ее по спине. — Скажи лучше. Валентина Рудольфовна так и не раскололась?

— Отец говорит, что появление ее собственного ребенка сыграло свою роль. Он считает, что она не выдаст, что я была там…тогда. Калачевский! Ты че тут уши греешь. Пошел вон!

Клаус кинула карандаш в нашего местного художника, который подкрался между рядами и теперь бежал к своему месту и ржал. Жанна повернулась ко мне.

— Так что…вроде пронесло.

— А ты как? — спросил я. — После всего этого.